На полторы октавы ниже

Шепелёв Михаил

Находят эльфиков весной

Находят эльфиков весной,в цветной капусте.И эльфик не бывает злой,а только – грустный.Умеют эльфики летать,стрелять глазами,а ночью – падать под кровать,на радость маме.Умеют быстро лопотатьиз поднебесья,детей умеют напугатьбандитcкой песней.Не

уважают пауков,боятся свиста,не любят злых, не любят плов,не ищут смысла.Не любят хитрых и жлобов,не любят лысых,не любят спать, не видят снов,скучают писать.Умеют плюнуть точно в глаз,сопеть отважно,любить умеют только раз,кого – неважно.Хотят чего – так без затейтебя попросят.И любят называть детейЕвламп и Фрося.Умеют засадить пинкаседой бабульке,проткнуть пакетик молока,свалить кастрюльку.Умеют ночью разбудитьи скорчить рожу!Умеют фыркать и дружитьумеют тоже.Они влетают в окна к намперед рассветом —к почти друзьям, почти мужьям,почти поэтам.

Ещё чуть-чуть уже ненужных слов

Ещё чуть-чуть уже ненужных слов,последняя улыбка на бегу.Увидимся в пересеченье снов,во сне я ещё многое могу.А хочешь – повидаемся в стихе,не про бельчонка, так про порося!Повесимся на старенькой ольхеи поболтаем, рядышком вися.Потом пойдём, сшибая лопухи,пиная толстожопых малышей,научишь ты меня писать стихи,а я тебя тогда – ловить мышей.Я увиваюсь ласковым плющом,я ящеркой взмываю по стене,я что-нибудь придумаю ещё,чтоб ты не забывала обо мне.Я научу проигрывать в «очко»прикольных древнегреческих богов,я в караул построю хомячковна площадях столичных городов.Нам будут петь гиены в унисон,нам будет носорог плясать кадриль,нам марш сыграет пьяный Мендельсон,из клавесина вышибая пыль!А я достану ключик золотой,открою подвернувшийся Сезам,и девушка, рождённая слепой,нам нагадает счастье по глазам.Да только я слепую обману,слепую-то

надуть – сам бог велел!И мы уйдём в далёкую страну,где нас найдут десятки важных дел, —мы можем разводить морских слонов,а можем отпускать попам грехи…Увидимся – в пересеченье снов,в тени уже посаженной ольхи.

Кладбищенский ворон

Кладбищенский дворник подмёл и сидит в Инстаграме,кладбищенский поп бородой закрывает мне вид,кладбищенский сторож от скуки играет чудями,кладбищенский ворон заметил меня, но молчит.Я помню, как я не узнал отражение в луже,я помню московское лето – от слова «дожди»,уверен, что секс безопасный и даром не нужен,и знаю сидельца Сидякина – вот и сиди.Я видел, как лисы следы на снегу заметают,я знаю, как сбить со следов поисковый отряд,я видел, как в армию девки ребят провожают,вот этот и тот – раньше срока вернутся назад.Подвыпивший дворник выносит мозги на Фейсбуке,попу – что Псалтырь, что «Гоп-стоп», да и мне всё равно,а сторож играет, совсем заигрался от скуки.А ворон взглянул мне в глаза и сказал: Nevermore.

Колыбельная

Мишка жил в высотном доме,но на первом этаже,всех любил, пожалуй, крометараканов в гараже.В школе Мишку беспредельнонаучили, чтобы он«Не» всегда писал отдельноот глаголов и имён:Не погода, Не фертити,Не навижу, Не кролог.Только, что ни говорите,он всегда любил дотрог.Мальчик писает с балконана соседский «Кадиллак»,Мишка прыгает на склоне,только не холма, а так.(Если у соседа был бы,скажем, быстрый «Шевролет» —Мишка всё равно бы прыгал,но тогда – на склоне лет.)В сапогах по самы гланды,как у Первого Петра,пляшут жители Угандыу туземного костра,а на нём – косматый мамонтзагрустил в своём соку.И внушает старый Бальмонткенгурёнку-дураку,что одним прыжком дебильнымперепрыгнуть Енисейсможет только самый сильный —Королевич Елисей!Кенгуру убил поэта,тем и выиграв тот спор.Но его задело это —вон, сигает до сих пор.Жалкий, мокрый, одинокий,

Конец ознакомительного фрагмента.