На пороге чудес
Шрифт:
— Я понимаю вас. Только мне кажется, что в тот момент — ребенок, кровь — было трудно не вмешаться.
— Тогда ваше присутствие в лагере немного разгрузит меня. Я буду направлять к вам всех больных, которые приходят ко мне каждый день.
Марина засмеялась:
— Пускай они лучше обращаются к местным докторам. Я не вдевала нитку в иголку почти пятнадцать лет.
Внезапно Марина поняла, что не помнит, как зашивала ту, последнюю женщину, которую оперировала.
Она помнит лишь, как взяла в руки новорожденного и тут же увидела, что сделала.
Нет, она не оставила пациентку с раскрытой маткой и брюшиной, но совершенно не помнит, как ее зашивала.
— Навыки восстанавливаются, — сказала доктор Свенсон. — Вы были моей студенткой. Поверьте мне, я вдалбливала вам это.
Марина мучительно пыталась вспомнить, как завершился тот давний инцидент, но тут ей в голову пришла другая мысль.
— А что доктор Рапп?
— Почему вы спрашиваете о нем?
— Он смог бы зашить девочке голову?
Доктор Свенсон фыркнула:
— Почти наверняка ему не пришлось бы этого делать, и не потому, что он не доктор медицины. Он превосходно знал физиологию человека, а такой твердой руки я в жизни больше не видела. Если бы он счел необходимым, он бы зашил вену при свете костра. Но доктор Рапп не преувеличивал свою роль в племени, никогда не изображал из себя великого белого героя, никогда не брал ни на образец больше, чем было нужно. Он ничего не разрушал и не нарушал.
— Значит, он оставил бы ее истекать кровью и умирать?
— Он бы проявил уважение к заведенному там порядку.
Марина кивнула и подумала, что ей, возможно, повезло больше, чем она думала: она попала в экспедицию, способную на сочувствие, хоть это и считается здесь ошибкой.
— А доктор Рапп жив?
С таким же успехом она могла спросить, выжил ли президент Кеннеди после покушения.
— Вы читаете научные публикации, доктор Сингх? Вы живете в этом мире?
Вопрос был замечательный, тем более — в устах женщины, которая везла ее на лодке незнамо куда.
— Да, — ответила Марина.
Доктор Свенсон вздохнула и покачала головой:
— Доктор Рапп умер девять лет назад. В августе будет десять.
Марина сообразила, что от нее требуется сочувствие, и сказала, что ей жаль услышать об этом. Доктор Свенсон поблагодарила ее.
— Вы изучали когда-то микологию? Как вы стали работать с доктором Раппом?
Марине показалось возможным задать такой вопрос; теперь ей все казалось возможным.
Она могла приехать сюда и как агент ФБР…
— Я была студенткой доктора Раппа, а место, где он читал свои лекции, было невозможно предсказать. Я следовала за ним через Африку и Индонезию, но самым важным местом работы была для него Амазония. Он изучал ботанику, а я изучала, как работает разум истинного ученого. Я училась в женском колледже Рэдклифф и не могла посещать его лекции в Гарварде, такие радикальные вещи там не были приняты, но доктор Рапп позволял мне ездить в его экспедиции. На моей памяти он был первым преподавателем, который не создавал ограничений
Потом они долго молчали и смотрели на проплывавшие мимо джунгли.
Через два часа Истер, прежде державшийся под защитой правого берега, пересек Рио-Негро и свернул в приток, ничем не отличавшийся от множества других, мимо которых они проплывали. Они словно свернули с большой автомагистрали на второстепенную дорогу. Несмотря на широкое устье притока, они оказались в нем одни, остальные лодки поплыли дальше. Через считаные минуты безымянная речка сузилась, завеса зелени закрыла Рио-Негро.
Марина гадала, где же они пересекли незримую черту между портом и лодкой, между сушей и водой, и подумала, что вода и стала той чертой, за которой осталась цивилизация. Но теперь они скользили по речке между двух плотных стен дышащей растительности, и Марина увидела, что попала в совершенно другой мир, и что цивилизация окончательно исчезнет еще до того, как они прибудут к месту назначения.
Все, что Марина видела вокруг, было зеленым: небо, вода, кора деревьев. Позеленело даже то, что никогда не было зеленым.
Ей вспомнились строки из песни Джоан Баэз: «All in green my love went riding».
Тут доктор Свенсон объявила, что пора перекусить.
— Мальчику нужно отдохнуть. Он весь окаменел, и если на него упадет орех, он просто разлетится на кусочки. Ему невозможно сказать, чтобы он расслабился, вы понимаете? Даже если я потрясу руками и покручу шеей, он ничего не поймет и не будет мне подражать.
Доктор Свенсон уперлась руками в колени и хотела встать, но не получилось. Она заметно пополнела в талии по сравнению с Балтимором. Долгое сидение приковало ее к ящику рагу.
Ей, по прикидкам Марины, было под семьдесят.
Возможно, она устала от дороги.
Марина встала и протянула ей руку. Доктор Свенсон с минуту терла колени, демонстративно глядя в сторону, но потом взяла руку.
— Спасибо за помощь, — буркнула она, вставая. — Я чувствую себя иначе в последнее время. Насколько я разбираюсь в физиологии тела, это не то, что я ожидала.
Она похлопала Истера по плечу, изобразила руками поворот штурвала и ткнула пальцем в сторону берега. Он кивнул, не отрывая глаз от фарватера.
— Сейчас он не хочет отдыхать, — сообщила она, вернувшись к Марине. — Впереди есть место, которое ему нравится. Там он может привязать лодку к берегу. Якорь его нервирует своей ненадежностью, да и вытаскивать его страшно тяжело. На него что только не цепляется!
Марина поглядела на мутную воду. Да, можно себе представить.
— Давно вы сюда ездите?
— Доктор Рапп первым обнаружил племя лакаши, — доктор Свенсон подняла голову и посмотрела на верхушки деревьев. — Примерно пятьдесят лет назад. Я участвовала в той исторической экспедиции и помню, как мы впервые плыли по этой реке. Был роскошный день. Тогда я и не догадывалась, что буду всю жизнь сюда возвращаться.