На пороге Нового Завета
Шрифт:
Экстремистам такие слова, вероятно, были не по душе. Но Иоанн ждал от людей не шумных героических подвигов, а подвига незаметного, повседневного и потому трудного.
Что же в таком случае могло вызвать недовольство властей? Ради чего Антипа пошел на риск и бросил в тюрьму человека, которого чтил весь народ? Флавий этого не объясняет. Создается даже впечатление, что он намеренно затушевал какие-то стороны учения Иоанна, которые Ирод счел опасными. Евангелия указывают на личные мотивы тетрарха. Креститель открыто осуждал его незаконный брак с женой брата. Но это, скорее всего, был повод, а не причина ареста.
Сохранилась
И все же скопление людей у Иордана само по себе казалось тревожным симптомом. Тетрарх мог бояться, что проповедь Крестителя примет политическое направление. Тем более что проповедник, по примеру других пророков, не колеблясь говорил правду о сильных мира сего. Согласно Луке, Иоанн "обличал" правителя "за все, что он сделал дурного", в частности за женитьбу на Иродиаде (35).
Славянский перевод "Иудейской войны" упоминает также о появлении Крестителя в столице, где он резко выступил против клерикальной знати. На вопрос старейшин, кто он и откуда, Иоанн будто бы ответил: "Я человек и жил там, где водил меня Дух Божий, питая меня кореньями и побегами древесными". Когда же ему начали угрожать пытками, если он не перестанет возмущать народ, он заявил: "Это вам надо перестать творить свои гнусные дела и прилепиться к Господу Богу своему". Присутствовавший на собрании ессей по имени Симон возмутился: "Мы ежедневно читаем священные книги, а ты ныне вышел из леса, как зверь, и смеешь нас учить и соблазнять людей своими мятежными речами!". После этого спора пророк удалился обратно на Иордан, предсказав кару, которая падет на головы преступных вождей нации (36).
Эта живая сцена выглядит подлинной; но пусть перед нами только легенда, следует помнить, что и евангелия говорят о конфликте Иоанна с церковными кругами.
Еще в самом начале, когда молва о проповеднике дошла до блюстителей Закона, они появились у реки, смешавшись с толпой богомольцев. У большинства фарисеев Иоанн не вызывал доверия, но некоторые все же пожелали креститься. Вероятно, по их мнению, лишний благочестивый обряд не мог повредить, и они были готовы принять тевилу "на всякий случай".
Однако учитель, едва увидев их на берегу, словно прочел их мысли: "Отродье змеиное!- воскликнул он.-Кто указал вам бежать от будущего гнева?" (37)
В другой раз из Иерусалима к Иоанну пришла целая делегация, посланная Синедрионом. Ему прямо был задан вопрос:
– Кто ты? Мессия ли?
– Я не Мессия, - ответил он.
– Что же, ты Илия?
– Я не Илия.
– Пророк?
– Нет.
–
– Я - глас вопиющего в пустыне: выпрямите дорогу Господу, как сказал пророк Исайя.
Посольству этого было достаточно: потомственный священник, забывший Храм и отвлекающий народ пустыми словами, не может быть человеком Божиим. Никто из сведущих в Торе не примет этого самозванца.
– Что же ты крестишь, - язвительно спросили Иоанна, - если ты не Мессия, и не Илия, и не пророк?
Им все же хотелось уточнить, как он понимает свое призвание. И тогда Креститель объявил посланным самое главное:
– Я крещу водою; посреди вас стоит Тот, Кого вы не знаете: Идущий за мною, Который впереди меня стал, Кому я не достоин развязать ремень обуви Его... Он будет крестить вас Духом Святым и огнем. Лопата Его в руке Его, и Он очистит гумно Свое и соберет пшеницу Свою в житницу, а мякину сожжет огнем неугасимым (38).
Все поняли, что Иоанн говорит о себе как о Предтече Мессии, тогда как Помазанник, неузнанный, находится где-то рядом. Он грядет сокрушить царство дьявола и исполнить все обетования...
Люди, которые становились совестью народа, - такие, как Иероним, Лютер, Аввакум, - обычно чувствовали величие принятой на себя роли, их наполняло сознание собственной значительности. Иоанн Креститель, напротив, был свободен от соблазна гордыни. Он не щадил лицемеров и, говоря с ними, не выбирал выражений, но его благородная душа сохраняла при этом подлинное смирение. Ничего не искал пророк для себя, довольствуясь скромной ролью "привратника" в Царстве Божием. Именно такого человека Христос поставил выше всех мужей Ветхого Завета.
Что смотреть ходили вы в пустыню?
Не тростник же, ветром колеблемый?
Что же ходили вы смотреть?
Человека, облеченного в мягкие одеяния?
Но в пышных нарядах и в роскоши живущие
находятся в царских дворцах.
Так что же вышли вы смотреть? Пророка?
Да, говорю вам, и больше чем пророка.
Это тот, о ком написано:
Вот Я посылаю вестника Моего перед лицом Твоим,
Который приготовит путь Твой пред Тобою" (39)
Когда позднее вокруг Иисуса Назарянина стала вырастать новая Община, иоанниты были неприятно поражены и задеты. "Равви,-жаловались они,-Тот, Который был с тобой по ту сторону Иордана, о Котором ты засвидетельствовал, вот Он крестит, и все идут к Нему" (40). Но эти люди плохо знали своего учителя.
Иоанн был уже готов отойти в тень. Он называл себя лишь "другом Жениха", тем, кто радуется радостью Другого. Ему было немногим больше тридцати, но он уже чувствовал себя слугой, завершившим начатое дело. "Ему нужно расти, а мне умаляться",- сказал он опечаленным ученикам.
Нередко эти слова объясняют уверенностью пророка в том, что Иисус есть Мессия. Но против такого взгляда говорит многое. Почему Иоанн со своими последователями не влился в новую Общину? Почему иоанниты и после смерти наставника сохранили независимость от христиан? Мы слышим о них еще позднее, в годы служения апостола Павла. Все это доказывает, что у Иоанна оставались недоумения относительно личности Иисуса. Но, невзирая на них, он уступил Ему дорогу (41).