На пороге войны
Шрифт:
Он заканчивал свое сообщение, когда мы с Носенко вошли в зал заседания. Нарком тяжелого машиностроения В.А. Малышев – этот завод был в его системе – и представители завода не соглашались кое в чем с инспектором.
Председательствующий К.Е. Ворошилов вопросами выражал явное недовольство состоянием дел, но резкой критики все же не было. Завод недавно начал заниматься литыми башнями, а задача была не из легких. Это понимали все.
Ворошилов вдруг обратился к Носенко.
– Товарищ Носенко, вы вчера сказали мне по телефону, что у вас в наркомате ведутся
Носенко поднялся со своего места и сказал:
– Лучше, если доложит начальник броневого главка – он эти работы проводил, ему и карты в руки.
– Расскажите, что вами сделано по литым башням, – обратился ко мне Ворошилов.
Я выпул из папки карточки с результатами полигонного обстрела броневых башен и подошел к столу, за которым спдел Ворошилов. Делать длинные доклады я был не мастер.
– Мы начали работы около двух месяцев назад. Первые отлитые башни испытали на заводском полигоне. Сварные башни после попадания в них пяти снарядов развалились по сварным швам, в то время как литые даже при попадании десяти-двенадцати снарядов оставались в хорошем состоянии. Вот результаты обстрела тех и других башен.
И я выложил на стол карточки испытания. Закапчивая свое краткое сообщение, я, не подумав, брякнул:
– Дело настолько ясное, что мы решили эти башни Припять на вооружение.
Ворошилов поднял голову и, глядя на меня снизу вверх, спросил:
– Кто это мы?
Не соображая, что говорю, я выпалил:
– Мы с Дмитрусенко.
– А кто такой Дмитрусенко?
– Да военпред на заводе.
«Святая простота!» – читал я на лицах членов комитета.
– Вам никто права принимать военную технику на вооружение не предоставлял, – строго сказал Ворошилов. – Вот когда правительство примет ее, тогда она и будет направляться на вооружение армии.
И все же по всему было видно – все были довольны доложенными результатами. Последовало несколько вопросов. Присутствовавший на заседании председатель Госплана и.А. Вознесенский спросил:
– Сколько потребуется никеля или других дефицитных металлов и сплавов, если мы перейдем от сварных башен к литым?
Я ответил, и моими ответами были, видимо, удовлетворены. Ворошилов, улыбаясь, сказал:
– Мне кажется, что следует принять эту башню, тем более что начальник броневого главка вместе с Дмитрусенко ее уже приняли.
Все засмеялись.
С заседания я уходил со смешанным чувством удовлетворения и раздражения на самого себя. Ну как же можно так по-детски докладывать?!
Носенко был доволен. Прошло три дня – и вдруг звонок: приглашают на заседание в Кремль. Вопрос о литых танковых башнях будет рассматриваться на этот раз уже в Политбюро. Отправляемся вместе с Носенко в Кремль.
В приемной главным образом военные из Автобронетанкового управления. Здесь же Тевосян – уже нарком черной металлургии.
– Ну, как дела? – здороваясь со мной, спросил он.
Я коротко рассказал о наших работах по отливке башен. Не понятно, почему этот вопрос рассматривается второй раз. Никто же не возражал.
Докладывал
– Какие тактико-технические преимущества имеет новая башня?
Федоренко стал говорить о том, что литую башню можно изготовлять в литейных цехах, в то время как для производства башен старого типа требуются для штамповки отдельных деталей мощные прессы.
– Я вас не об этом спрашивал. Какие тактико-технические преимущества имеет новая башня, а вы мне говорите о технологических преимуществах. Кто у вас занимается военной техникой?
Федоренко назвал генерала И.А. Лебедева.
– Здесь он?
Генерал Лебедев поднялся. Сталин повторил вопрос. Лебедев заколебался и начал по существу повторять сказанное Федоренко.
Сталин нахмурился и сердито спросил:
– Вы где служите: в армии или в промышленности? Я третий раз задаю вопрос о тактико-технических преимуществах новой башни, а вы мне говорите о том, какие возможности открываются перед промышленностью. Может быть, вам лучше будет перейти на работу в промышленность?
Генерал молчал. Я почувствовал, что решение о переходе на литые башни может быть не принято, и, подняв руку, попросил слова. Обращаясь в мою сторону, Сталин сказал:
– Я спрашиваю о тактико-технических преимуществах.
– Я об этом и хочу сказать, Иосиф Виссарионович.
– Вы что, военный?
– Нет.
– Что вы хотите сказать? – с недобрым выражением лица спросил Сталин.
Я вынул из папки карточки с результатами обстрела брони и подошел к Сталину.
– У старой башни, сваренной из отдельных деталей, имеются уязвимые места – сварные швы. Новая – монолит, она равнопрочна. Вот результаты испытаний обоих типов на полигоне путем обстрела.
Сталин посмотрел карточки, вернул их мне и сказал:
– Это соображение серьезное.
Он отошел в другой конец комнаты.
– Скажите, а как изменится положение центра тяжести танка при переходе на новую башню? Конструктор машины здесь?
Поднялся конструктор.
– Если и изменится, товарищ Сталин, то незначительно.
– Незначительно – это не инженерный термин. Вы считали?
– Нет, не считал.
– А почему? Ведь это военная техника.
Я хотел высказать свое мнение и, подняв руку, громко произнес:
– Иосиф Виссарионович!
Сталин посмотрел в мою сторону, и вновь я увидел на его лице прежнее выражение. «Почему он так смотрит на меня?» – подумал я.
А Сталин отвернулся и прошел дальше в противоположный от меня угол комнаты. Я сел. И вдруг шепот сидящего сзади меня разъяснил все:
– Никогда не называйте его Иосиф Виссарионович – это он позволяет только очень узкому кругу близких людей. Для всех нас – он Сталин. Товарищ Сталин.
Вдруг обернувшись к конструктору и не спуская с него глаз, Сталин спросил, как изменится нагрузка на переднюю ось танка?