На поющей планете. (сборник)
Шрифт:
— В карантинной капсуле. Мы вас не обеззаразили, а ваши вирусы для нас не безопасны. Мы направляемся к трансляторам. Старт через семь минут.
Я завопил:
— Хочу остаться!
Но мне ответили более чем строго:
— Вы уже заявили о своем решении.
Я старался что-нибудь быстро сообразить в этой абсурдной обстановке. Сто сценариев разработали наши дураки-теоретики, сто сценариев встречи с будущим, но такого я не читал. Все они были розовые, а этот — непроницаемо черен. Это в какой-то степени вернуло мне
— Раз у вас есть наш архив, значит, вы знаете, что произошло. Зачем же вы тогда издеваетесь...
— Мы не издеваемся. Мы не позволяем себе насиловать волю человека.
— Но Тюнина вы вернули, не спрашивая! Он, между прочим, умер...
— Мы не сразу его нашли. В архиве указан час вылета, но мы тогда не знали, где именно его ждать. Животные встречаются во многих местах... — голос прервался, — то ли боялся проговориться, то ли не хотел отнимать у меня время.
— Он видел каких-то львов, — сказал я спокойнее, соображая, как извлечь побольше информации, но в моем мозгу скопилось такое множество вопросов, что я никак не мог распределить их по важности.
— Место, где вы приземлились, — заповедник.
— Но раз в архиве... значит, там должен быть и этот наш разговор, потому что я...
Они не успели подтвердить, что читали даже вот эти мои воспоминания, как я онемел еще на несколько драгоценных секунд от чудовищного прозрения: сейчас разыгрывается сцена, которая уже состоялась, и все, что я говорю, уже давно лежит где-то в архиве. Это смешение времен может свести с ума даже такого человека, как я. Хорошо, что для того, чтобы сойти с ума, нужно время.
— Крейтон погиб?
— Он остался по собственному желанию. Жив, здоров.
Я выругался — как ругались за много лет до этого.
— Пусть катится к черту, так ему и скажите!
— Четыре минуты!
— И вас к черту! — заорал я, но тут же опомнился. — Раз у вас есть трансляторы, и наверное лучше наших, почему не пришлете нам людей, почему обрекаете нас на погибель...
В голосе впервые появилось тепло, которое быстро улетучилось, растворилось в смешке.
— Вы нам не интересны. Ведь вы оставили нам полную документацию о своем времени. Кроме того, не хочется лишать хлеба ваших ясновидцев и астрологов.
— Но зачем... — вопросы хлынули из меня лавиной. — Что вы посовет... Ведь все равно открытие нельзя закрыть, будем продол... А как вы используете... или вы только разыгрываете меня... Откройте свое лицо, я хочу вас видеть!
Чтобы сэкономить время, я говорил скоропалительно, не договаривая слов. А ответ был все так же краток и неумолим:
— Каждый наш совет был бы вмешательством. Вы сами решите, что вам делать с транслятором.
Я вслушался в голос — голос как голос, сто лет не так уж много, чтобы появились заметные отличия в выговоре.
— Вы, наверное, уже знаете...
—
— Хочу поговорить с Крейтоном! — я нашел возможность найти подтверждение истинности этого абсурдного разговора.
— Это будет стоить вам еще десяти лет.
— Он не хочет вернуться?
— Это уже невозможно. Он прибыл бы к вам рассыпавшимся скелетом.
Я в душе помирился с Крейтоном, — значит, опомнился, — и мой мозг воспользовался возможностью схитрить:
— Что же отражается на субъективном времени, пребывание в будущем или возвращение? Каково соотношение?
Но перехитрить мне никого не удалось:
— Это вы откроете сами.
Теряя последние силы, я прохрипел:
— Неужели вы так ничего и не скажете, что я мог бы передать...
— Не делайте глупостей, мы страдаем от них больше вас самих.
— Вы очень любезны! — я задыхался от внезапно накатившей злобы. — Благодарю за сердечную...
Меня равнодушно прервали:
— Не сердитесь за правду, Иванов, вам при вашей профессии это не подходит. Перебрасываем вас на старт. Следуйте командам автомата!
Даже «прощай!» не сказали! Какая-то сила понесла меня вверх, налево, направо, вытряхнула из гроба. Перед глазами запрыгали какие-то огоньки, по-моему, просто от злобы и от качки после долгой неподвижности. Послышался другой голос. Его металлический тембр напоминал резонирующий звон автоматов, которые командуют стартами и у нас. Я подчинялся ему тоже автоматически, по долголетнему навыку. Да и к чему теперь внимание? Раз воспоминания мои уже написаны, значит, я вернусь живым. А если бы я остался?
Но этот вопрос я задал себе позже. Он вообще не существовал во мне, даже тогда, когда я заорал, что хочу остаться. И не только из-за грубого обращения — со мной держались так, что всякое желание остаться гасло. Я — не Крейтон, легкомысленный сопляк, ради которого я за каждый свой вопрос заплатил двумя годами жизни. И за каждый ответ, который, в сущности, никаким ответом не был, потому что мы это знаем и без них!
Впрочем, разве не так было всегда, когда мы обращались к будущему с вопросами, забывая, что будущее — не что иное, как продолжение самих нас?
Обратный путь показался мне короче. Наверное, потому, что трансляторы у них усовершенствованы, а может, просто я забыл считать в уме, поглощенный вопросами, которые по-дурацки продолжал задавать голосу из будущего, и прозрениями, пестро туманными, как стены допплерова туннеля. Куда же все-таки летают трансляторами наши нелюбезные правнуки? Раз у них такие принципы, они не шляются во времени по Земле. Значит, следует искать туннель во времени-пространстве! И тогда, наконец, можно будет выйти за пределы Солнечной системы, быстро и надежно добраться до других звезд по гораздо более пестрому и веселому туннелю через это чертово время-пространство...