На прорыв времени! Дилогия
Шрифт:
Начавшийся с артиллерийской подготовки бой то затихал, то разгорался с новой силой вот уже несколько часов. Позиции переходили из рук в руки по нескольку раз каждые полчаса.
– Капитан, спра… – Услышав резко оборвавшийся крик, Васильев упал. Развернувшись, он понял, почему крик оборвался. Кричавший солдат был насажен на штык. Сделавший это венгр уже пробирался по траншее дальше. За ним в траншею прыгало еще что-то около десятка солдат. Леонид чертыхнулся и, вскинув автомат, нажал на курок. Прозвучал щелчок и ничего больше. Последующие несколько нажатий привели к тому же результату. Выстрела не произошло.
Аккуратно достав две гранаты, Васильев выглянул за поворот траншеи. Прямиком в его сторону направлялось несколько солдат. Одну за другой бросив в их сторону «лимонки» и дождавшись взрывов, Леонид подобрал винтовку и со штыком наперевес кинулся к месту прорыва. Один из солдат еще шевелился. Проткнув его штыком, капитан подобрал еще пару гранат. Осторожно приподнявшись, капитан увидел пробирающихся ко второй линии обороны венгерских солдат. Тщательно прицелившись, он выстрелил в ближайшего к себе противника, после чего упал на дно и приготовил гранату. Васильев уже собирался метнуть ее в венгров, когда к нему прилетела граната – точная копия той, что он держал в руках.
Время словно остановилось.
«Не успею». Капитану казалось, что он наклоняется к гранате невероятно медленно. Схватившись за ручку, он швырнул ее из траншеи. Взрыв произошел почти сразу же, убив набегающих солдат. Но капитан этого уже не видел. Последнее, что он помнил, был близкий взрыв гранаты. Потом сильный удар по голове, и наступила тьма. Сознание милосердно покинуло Леонида.
23 марта 1942 года, утро. Москва, Кремль.
– Итак, наша дальняя авиация готова к удару?
– Да, товарищ Сталин, – главком ВВС Новиков ответил уверенно.
– И как ви оцэниваете возможную эффэктивност данной операции? – Акцент вождя проявился несколько сильнее, чем обычно.
– Очень высоко. И с точки зрения нанесения материального ущерба, и с точки зрения морального воздействия как на врага, так и на наши войска.
– Но ми все же рискуэм таким большим количеством самолетов. – Любовь Сталина к летчикам была общеизвестна.
– Ночных истребителей у Люфтваффе практически нет. А те, что есть, защищают Берлин. И благодаря этому большое количество самолетов является положительным фактором. К тому же эффект от такого массированного применения стратегической авиации будет гораздо большим, чем если ее применять разрозненно.
– Хорошо. Осталось выбрать из двух целей, да?
Новиков кивнул:
– Да, товарищ Сталин.
– Тогда, я полагаю, это будет вот это. – Сталин показал на карте. Новиков кивнул. – Подготовитэ приказ нашим доблестным авиаторам.
23 марта 1942
Ночью с разных аэродромов начали подниматься многочисленные бомбардировщики Ил-4. Восемь месяцев чудовищного напряжения на авиастроительных заводах и не менее серьезных усилий по подготовке летчиков сделали этот вылет возможным. Ровно триста сорок девять самолетов держали курс на Пенемюнде. Каждый из них нес несколько бомб. Как фугасных, так и зажигательных – с фосфором и напалмом. Это будет воистину адская ночка для обитателей главного полигона Третьего рейха.
Майор Сергей Терентьев уверенно вел свой самолет сквозь тяжелые дождевые облака. Благодаря новому оборудованию это было не так уж и сложно. Как оно работало, Сергей так и не понял. Инструктировавший летчиков военинженер быстро пробарабанил что-то про очень короткие волны, зато долго и тщательно тренировал под приглядом особиста обращаться с самоликвидаторами, встроенными во все блоки. Главное – теперь пилот и штурман могли видеть и в темноте, и сквозь тучи соседние самолеты в строю, и очертания рек и озер на земле. Так что майор был уверен – через два часа восемь крупнокалиберных бомб, дремлющих за его спиной в бомбоотсеке, обрушатся точно на немецкие головы.
Все члены экипажа были напряжены. Их Пе-8 был одним из двадцати своих собратьев, несущих новый тип бомб. Что это за тип – а это были боеприпасы объемного взрыва, – майор представлял себе довольно смутно, все, что он знал, – что их очень сложно делать и что их пока очень мало. И что они значительно мощнее обычных.
Недалеко от цели идущие строем «пешки» и «ильюшины» обогнали еще одну большую группу тяжелых самолетов. Три сотни старых добрых ТБ-3 должны были сбросить свой бомбовой груз по целям, обозначенным первыми волнами.
Огромная армада шла на максимальной высоте и пока, судя по всему, замечена не была.
Адольф Штехер стоял в карауле. Его клонило в сон, но он мужественно держался. Потому как все знали: если заснешь на посту, а тебя поймают – отправят на фронт. А там идет такая мясорубка, выжить в которой представляется маловероятным исходом. Поэтому – не спать!
Но ничего не помогало. Выпитый перед дежурством шнапс сказался на солдате вермахта не слишком хорошим образом – Адольф уже начал дремать, когда ночную тишину разорвал вой сирен воздушной тревоги. Это помогло – желание поспать мгновенно исчезло. Штехер начал вглядываться в небо, по которому уже сновали лучи зенитных прожекторов. Естественно, советские самолеты он не увидел. Но жуткий звук падающих бомб узнал. И залег в небольшую ямку у дороги. На всякий случай, а то мало ли.
Последующий кошмар запомнился тезке Гитлера на всю оставшуюся жизнь. Даже много лет спустя он часто просыпался в холодном поту, видя во сне кошмарные картины Пенемюнде.
Первая волна самолетов сбросила вперемешку зажигательные и фугасные бомбы. Вторая волна – фугасные и объемного взрыва. Третья – снова зажигательные и фугасные.
Чудовищные взрывы и огромные пожары сливались в нечто, весьма похожее на филиал ада. И хотя «Огненного шторма» не получилось, ракетного центра Третьего рейха больше не существовало.