На прозрачной планете (илл. В. Колтунова)
Шрифт:
Такое же чувство возникло у меня сейчас. Ведь и тут, как в циркораме, экраны сверху, впереди и сзади — словно окошки. Машина шла не так уж быстро — километров шесть-семь в час, чуть скорее пешехода. Но столько показывалось неожиданного, столько надо было рассмотреть, так быстро ускользали подводные обитатели!
Один человек нипочем не уследил бы за всем. Наблюдатели разбились на группы, по специальностям. Худой остроносый физик, вперив очки в табло с цифрами, торопливо отмечал в журнале глубину, температуру, скорость течения. Батометрист наносил курс на карту, радуясь, что глубины на табло и на карте совпадают. Оживленнее
Заметив что-нибудь интересное, человек умеет следить глазами. Машина лишена была этой способности, а обитатели моря никак не хотели держаться перед ее объективами, то и дело отступали в зеленую мглу. Или же лезли прямо на объектив, и тогда на экране возникало на миг невиданное чудовище. А потом оказывалось, что это крошечный рачок.
— Вы заметили, какие у него усы? — волновалась пышноволосая женщина, один из биологов.
Никто не заметил усов. Отшатнулись и вдруг видят- рачок.
— Без микроскопа ерунда получается, нужен микроскоп,- сказал, отдуваясь, толстяк с румяными, как бы надутыми щеками.
Сысоев шепнул мне на ухо:
— Это Казаковы, муж и жена. Она специалист по рыбам, а он по рыбьей икре. Составил определитель икринок. Говорил мне, что на Дальнем Востоке одной камбалы тридцать видов и под микроскопом можно различить их по икре. Каких только специальностей нет: человек сидит всю жизнь над микроскопом, разбирается в икринках!
— Так дайте же посмотреть, остановите!
И вдруг машина снова замерла на месте.
— Что случилось? Что такое? — послышались встревоженные голоса. И та самая Казакова, которая требовала остановки, закричала:
— Алексей Дмитриевич, почему задержка? Поломка какая-нибудь?
Ходоров снисходительно улыбался:
— Никакой поломки. Так по программе предусмотрено. Рассматривайте не торопясь.
И опять оказалось, что море густо заселено. Видимо, движущаяся машина распугивала самых активных обитателей. Теперь, успокоившись, они без стеснения занялись своими делами. Перед самой гусеницей зашевелилась морская звезда. Мохнатыми лучами она перевернула крупную устрицу и заправила свой желудок между створками раковины. Так звезда питалась- не глотала пищу, а хватала желудком и переваривала снаружи. Вновь появились розовые тучки рачков и серебристые стайки рыбок. Бок о бок с ними плыла крупная хищница. Малыши почему-то не боялись ее или не считали нужным удрать. Когда хищница бросалась на них, они брызгами разлетались в стороны, а потом вновь собирались стайкой. Вдруг ил зашевелился, и из него вылез длинный мохнатый червь.
— Длинный какой!- удивился я.-С метр, наверное.
Толстяк Казаков, специалист по икре, отозвался:
— Морской червь линеа лонгиссимус достигает тридцати пяти метров. Это самое длинное в мире животное, длиннее кита.
Крупный краб, тонконогий, как паук, остановился перед машиной, выпятил стебельки с глазами на невиданное сооружение. И тут небольшая розовая рыбка, которая вилась вокруг него, села ему прямо на спину.
— Что она делает? Он же съест ее!
Казаков охотно разъяснил:
— Она икру кладет, устраивает гнездышко под панцирем краба. Так безопаснее для икринок. А что вы удивляетесь? Много есть таких хитрецов, любителей попользоваться чужой силой.
Но тут изображение дрогнуло. Стайки рыб метнулись в сторону. Убежал, перебирая ногами-ходулями, краб, спугнув заботливую рыбку-мамашу. Пауза кончилась, заработал двигатель, машина тронулась.
И сразу же жертва. Погибла под гусеницей морская звезда вместе с мидией, которую она переваривала.
Подводный лес остался позади. Теперь машина шла по лугу, поросшему морской травой- зостерой. Луг этот был до странности похож на земной: волнующаяся зеленая трава, актинии вместо цветов. Только крабы на своих остроконечных ногах-ходулях нарушали сходство с сушей.
На лугу лежало… именно лежало, на самом дне, уткнув морду в траву, какое-то очень крупное существо. Оно виднелось сначала на переднем, потом на левом, потом на заднем экранах и все время не в фокусе. Можно было разобрать только общие очертания- рыбообразное туловище, лениво шевелящийся хвост. Акула? Но акула плавала бы, а не лежала на дне. Кит? Киту тоже нечего делать на дне. Да и не может он оставаться под водой так долго. Должен подняться, набрать воздуха.
— Это не стеллерова корова? — спросила Казакова не очень уверенно.
— Ну, матушка, ты хватила! — тотчас отозвался ее супруг.- Двести лет твоя корова лежит на дне, что ли? Ей дышать надо время от времени.
Разгорелся горячий спор. Стеллерова, или морская, корова, водяное млекопитающее, промежуточное между китами и тюленями, было открыто в середине XVIII века экспедицией Беринга на Командорских островах. Огромные, до десяти метров длиной, животные стадами лежали на мелководье, поедая водоросли. Несмотря на свой вес и рост, они оказались беспомощными и безобидными. Люди легко убивали их, наполняли бочки мясом и салом, из молока сбивали масло. Через три десятка лет от многочисленных стад не осталось ни одного животного. Могли ли они сохраниться в глубинах? Большинство специалистов сомневалось. Ведь коровам надо было дышать воздухом, подниматься на поверхность. Неужели за двести лет жители Курильских островов ни разу не заметили такого крупного зверя?
— Но корова могла приспособиться. Поднималась реже, не у самого берега,- настаивала Казакова.
— Приспособилась не дышать? — посмеивался ее муж.- Это просто дохлый кит.
А Ходоров молча с удовольствием поглядывал на супругов. Как инженер своего мнения о морских коровах он не имел. Но он был горд, что его детище доставляло столько пищи для научных споров.
«Детище» между тем с полным равнодушием к научным проблемам удалялось от неизвестного животного. Минута, другая — и «вымершая корова», она же «мертвый кит», скрылась в темноте.
8
После подводного луга дно заметно пошло под уклон. Это показывали и светящиеся цифры, и цвет воды. Вода становилась все темнее, как будто в ней разводили краску. Золотисто-зеленый цвет сменился густой изумрудной зеленью, зелень постепенно пропиталась синевой — прозрачной и чистой, как вечернее небо. Потом в синеве появился фиолетовый оттенок- глубинные сумерки превращались в глубинную ночь.
Больше всех, конечно, был доволен Ходоров. С его лица не сходила победная улыбка. Впрочем, он имел право считать себя победителем. Его машина сдавала экзамен на отлично.