На пути прогресса
Шрифт:
Материалы заготавливались несколько дней, и те ребята, которые готовили будущую ткань, уже взвыли от горы отходов собственного производства. Зато, когда я пришёл с ударниками и всё забрал — были рады до безобразия. Косточки фиников, которые собирали сразу несколько человек — Ира, Повар и Клоп — тоже скопились в изрядном количестве. Весь этот драгоценный «мусор» в один день оказался рядом со строительной площадкой, заняв немаленькую территорию. И всё пришлось тоже прикрывать навесами — в ожидании дождя.
Оба производства я планировал разместить в форте ударников, поближе к себе — и подальше ото всех. Это была моя «прелес-с-сть», которой я
А под утро на Мыс обрушился шторм… В этот раз он был не особенно дождливым, зато весьма ветреным. Настоящий ураган, гнувший деревья, срывавший крыши и вообще хулиганивший как мог… Это непотребство продолжалось почти весь день, остановив все работы, торговлю и полностью парализовав жизнь в посёлке. Даже Нагибатор перестал ныть, что мы сидим в крепости — и честно старался помочь в починке всего, что сломала стихия.
Ветер, дождь и огромные волны, обрушивающиеся на берег — выглядит это страшно! И даже не потому, что нам не доводилось такого переживать раньше. А потому что в этот раз мы оказались чуть ли не в эпицентре — и солнечный свет для нас померк. Целые сутки мы провели в полумраке, и только ночью шторм стал стихать. Усталые люди просто валились спать — кто где находил место…
День сто сорок девятый!
Вы продержались 148 дней!
Пасмурное и холодное утро с моросящим дождём — это вовсе не то, что спросонья поднимает настроение. Настроение в этот день мне поднимали: два пресса (один для масла, другой — для бумаги), бронзовый котёл немалого размера (для выварки целлюлозы), квадратная деревянная бадья (куда сливать целлюлозу и воду), рамки с натянутой в них сетью из нитей (десять штук противомоскитных рамок) и совершенно ошарашенные работники, пришедшие на первый рабочий день. Они бы, может, и остались восстанавливать свои дома, но им вроде как обещали жильё прямо рядом с местом работы — и, кстати, я собирался выполнить это обещание.
Работников бумажного производства я передал Плутону — для обучения — а сам занялся сотрудниками маслодавильни. Борборыч взял на себя всё руководство стройкой и даже не пошёл в этот день в пещеры. Работали мы практически всё время на открытом воздухе: не было пока подходящих помещений — хорошо хоть навесы имелись, которые защищали от мелкого моросящего дождя.
Через пару часов пришёл Ручки — посмотрел, как всё работает, подметил, что надо поправить, и попросил записывать жалобы и предложения. Мы пробовали, тренировались и налаживали первые производственные процессы весь день… Четыре работника на бумаге, три работника на маслодавильне, и ещё один очень довольный Филя… Надо сказать, что в этот день работы хватало у всех. Даже торговцам пришлось исправлять поломки в плотах, которые появились после шторма. Они предусмотрительно затащили свои плавсредства подальше на берег, но и это не уберегло их от особо мощного удара волн.
Весь день я проторчал на производствах. Особенно мне понравилась магия (не постесняюсь этого слова!) получения бумаги. Волокна вперемешку с опилками загружали в котёл. Потом туда добавляли крахмал, добытый из картошки, которую нам выдали
Проваренная в котле целлюлоза выкладывалась в деревянную бадью, заполненную водой — так, чтобы тонким слоем плавать на поверхности воды. Слой определялся на глаз, но получалось около четырёх миллиметров. Затем часть целлюлозы подхватывалась двумя прямоугольными рамками примерно формата «А4», выкладывалась на натянутую ткань, подсушивалась и перекладывалась на пресс.
Пресс представлял собой большую деревянную конструкцию, в которую вставили два массивных камня. Один всегда лежал горизонтально — на него выгружался будущий бумажный лист. Второй был поднят и отведён в сторону. Когда приходило время прессовать лист, камни переводили в положение один над другим, а потом сводили их с помощью приличных размеров рычага — и так и оставляли на некоторое время. Размеры пресса позволяли засунуть в него сразу три будущих листа.
Когда пресс разводили, то бумага была почти готова — оставалось только досушить, для чего её снимали и перекладывали на сделанный по такому случаю деревянный стеллаж. Пока на нём было всего четыре полки с ровной поверхностью, но со временем полок должно было стать хотя бы полтора десятка. На каждой легко располагалось до десяти листов. Вечером мы снова прогнали все листы через пресс, сложили на просушку и оставили, проложив тканью и придавив сверху широким куском доски и камнем — чтобы не свернулись в трубочки.
Утром бумагу можно будет обрезать и использовать. Все обрезки, кстати, сразу отправлялись назад, в котёл с целлюлозой. За день получилось сделать пятнадцать листов и четыре кувшина с маслом. Не самый плохой результат, вот только сырьё заканчивалось довольно быстро… Зато начало было положено, наиболее ответственные сотрудники среди нанятых — выявлены (они ещё не знали, но им теперь всем этим руководить, если не испортятся!). А увеличить объёмы мы сможем — дайте нам только время!.. И сырьё…
День сто пятидесятый!
Вы продержались 149 дней!
Слушая визг — он же пение — отбывающего на перерождение Плутона, я похлопал себя по щекам, поднялся и отправился в мастерскую. Надо было подровнять край бумажного листа, который я собирался отнести Кириллу на совещание. Для этого у меня с собой был остро заточенный бронзовый нож. Получилось не слишком ровно — я боялся срезать лишнее, но всё равно достаточно презентабельно. Листы, конечно, не были той белой бумагой, к которой мы привыкли на Земле. По цвету они скорее напоминали очень светлый картон со слегка неровной поверхностью — да и по плотности совсем чуть-чуть не дотянули.
Листы, конечно, пока не высохли до конца — как я понял, сохнуть им ещё несколько дней. Но кто скажет, что это не бумага? Бумага! Пусть плотная, немного шершавая, но вполне себе подходящая. Когда первый лист в моих руках увидел проснувшийся Саша — я мог уже не идти на совещание. Детское выражение восторга на его лице развеял только мой занебесный ценник.
— Окстись, Филя! Ты на бумаге весь посёлок разоришь! — засмеялся он. — Давай ты скорректируешь цену. Конечно, чтобы и твоим работникам на оклад хватало, и тебе перепадало, и наценка была адекватной.