На пути в академию
Шрифт:
Лежа лицом вниз на мостовой проулка, я ощущал его застарелые ароматы, благо недавно прошёл дождь, и большинство неприятных запахов было благополучно смыто. Запах воды напомнил мне о том, что пора уже использовать свиток, найденный на острове.
Сунув руку за пазуху, я нащупал его и вытащил наружу. Затем лёжа, даже не пытаясь подняться, развернул лист и громко прочитал название руны, которая его запечатывала. Свиток выпрыгнул из моей руки, как живой, развернулся, засиял синим цветом и рассыпался кучкой пепла. Тут же над головой мгновенно сгустились грозовые тучи,
Маг успел вскинуть руки и прокричать другую арию, создав сплошную стену огня, о которую стали разбиваться острые струи косого дождя. Его сил хватило на десяток секунд, а потом мощь свитка и вызванной им стихии пересилила его резервы, и он упал, раздавленный массой воды, скопившейся над ним.
Не желая больше сюрпризов, я подхватился с земли и побежал к нему, решив довести дело до логического конца и подстраховаться ударом стилета в голову, лучше в глаз. Ну, жесток, я стал, жесток! Как и окружающий меня мир. С кем поведёшься, от того и наберёшься. Не жалеют меня, и мне жалеть не с руки. Но, подбежав к магу, по свернутой шее я понял, что добивать его смысла уже не было. Развернувшись и проверив обоих бандитов, у которых количество ран предполагало, что они уже были на полпути в ад, я побежал дальше.
На то, чтобы перезарядить пистоли времени не было. Вся схватка заняла не больше пяти минут, а уж грохот выстрелов, да магия переполошили всю округу. В окнах домов замелькали огоньки свечек, вдалеке послышался отчаянный звон колоколов на колокольне.
Через десяток — другой минут сюда сбежится весь местный гарнизон, включая ополчение, и попадаться им нам было категорически противопоказано, так же, как и оставлять свидетелей. Бандиты это тоже поняли и попытались сбежать. Оставалось их четверо, да трое раненых, пытавшихся уползти с места боя самостоятельно.
Уже не кричавший, а буквально рычавший, Вилли успел крикнуть мне.
— Я добью раненых, лови живых и всех отправляй в ад. Слышишь?! В ад!
Ох, не зря он так орал, даже в самом отмороженном бандите жил страх гиены огненной, или обыкновенный мистический страх. Бродяги, напавшие на нас, больше не желали сражаться и превратились в безвольное стадо ослов. Каждый бросился спасать свою жизнь, вместо того, чтобы вместе отбить моё нападение и безнаказанно разбежаться. Один из них запнулся в самом начале бегства, и его добил один из близнецов, который был легко ранен.
Троих других бросился догонять я. Первый не успел убежать далеко и удар в спину стилетом пронзил его, отправив досрочно в пучины ада. Двое других, подвывая от ужаса, побежали ещё быстрее. Но полуголодный образ жизни, мелкие ранения, да уже и не юный возраст не дали им возможности убежать от меня.
Второго я настиг через десяток шагов, и он даже успел повернуться, чтобы встретить смерть лицом. Отбив нож, я ударил его в горло, провернул стилет и разрезал ему трахею. Заливаясь кровью, он упал
Я был очень зол и поэтому быстро настиг последнего, который почти скрылся от меня в темноте глухих припортовых переулков.
— Стоять, сука, стоять! — от волнения я проорал эту тираду по-русски. Убегающий в страхе обернулся, его дико вытаращенные глаза сверкнули белками в свете полной луны, висевшей над нами и равнодушно следившей за всеми перипетиями чужих судеб. Быстро перейдя с русского на английский, я снова заорал.
— Стоп! Фак! Стоп, факен щит! Стоять, тварь! Кому сказал!
Мой голос, металлом звеневший в темноте, дико оскаленные зубы, сломанный нос, чёрным клювом нависающий над моими белыми зубами, парализовали его волю, и разбойник застыл в ступоре, дрожа всем своим грязным телом.
Добежав до него, я хотел было ударить его в грудь, сразу попав в сердце, но вдруг у него из рук вывалился нож и бандит упал на колени, громко молясь и прося всех святых о заступничестве.
— Пощади, пощади, страшный незнакомец. Я знаю, ты страшен, могучий маг, я вымолю себе прощение, уйду в монастырь, брошу свою семью и маленьких детей, лишь бы ты простил меня и отпустил.
Рука, почти собиравшаяся коротким замахом ударить его в грудь, остановилась на полпути. Убивать безоружных я ещё не научился, но и времени на раздумья не было.
— Бросишь детей? — повторил я его последние слова. Он же их понял по-другому.
— Нет, нет, у меня большая семья, я должен заработать денег, нам должны были щедро заплатить, нам даже дали аванс. Нам нечего есть, нам негде спать, а выыыы богатые гады…
На минуту он забылся, играя свою роль, и когда он бросился обнимать мои колени в надежде спастись, я пинком опрокинул его навзничь и ударил в грудь стилетом, а потом ещё раз и ещё, пока он бездыханным не распластался на мостовой.
— Пёсья кровь, тьфу. Денег детям?! От убийства? Что я, зверь что ли, или не понимаю! И я достал из кармана горсть реалов и бросил их на его тело, а потом ручкой стилета вывел надпись его кровью, вытекшей из ран — Money for the family, чтобы их не украли другие, и ушёл.
Торопливо шагая обратно, я ориентировался по трупам убитых и стонам, которые невольно издавали раненые близнецы. Хорошо, что я не успел убежать далеко и вскоре мы вновь все соединились. За это время Вилли успел уже добить всех раненых, а одного из близнецов мы потащили вдвоём с его легкораненым братом.
Добраться до порта, а потом и до корабля, мы успели вовремя, пользуясь ночной мглой и пережидая в закоулках отряды всполошённых стражников, спешащих на шум битвы. Может быть, нас кто-то и замечал, но предпочитал не афишировать этого и скромно удаляться, не привлекая к себе нашего внимания.
Нас ждала шлюпка, болтавшаяся недалеко от пирса. Несколько условных сигналов огнём, и она направилась к тому месту, где мы её ждали. Матросы, сидевшие в ней, не задали никаких вопросов, равнодушно посмотрев на двоих раненых и на нас с Вилли, прятавших свои лица под капюшонами дорожных плащей.