На пути в Эммаус. Надежда во времена неопределенности
Шрифт:
Но так ли это на самом деле? Можно ли сказать, что церкви Европы строят свою жизнь и деятельность согласно евангельским ценностям? Если прислушаться к тем голосам, которые уже прозвучали для нас с дороги в Эммаус, ответ на этот вопрос далеко не однозначен. Свидетельства истории, скорее, оправдывают то сокрушительное предложение, с которого Ричард Нибур начинает свое революционное исследование разделений и фракционности западного христианства: «Христианство нередко достигало внешнего успеха, игнорируя принципы своего Основателя». Далее в книге Нибур демонстрирует, как стремление к земной власти и престижу снова и снова шло вразрез с духом Евангелия, и приходит к выводу, что земной церкви «куда легче отдавать кесарево кесарю», если «не слишком настаивать на том, что принадлежит Богу» [41] .
41
P. Нибур, «Социальные истоки вероисповеданий» (Niebuhr, Н. Richard, The Social Sources of Denominationalism. Cleveland: Meridian Books), 1929, стр. 3.
Итак, голос «неузнанного Христа» звучит во всех столетиях, требуя, чтобы мы еще раз проанализировали основания
42
О двойственной природе исторического наследия христианства в Европе я уже писал в книге «Миссия на руинах христианского мира» (Mission After Christendom, 2003). В так называемом «европейском периоде» истории христианства есть немало трагических примеров подобных компромиссов, от альянса миссионеров с конкистадорами до неразрывной связи протестантского миссионерского движения с колониальной экспансией XIX и XX вв. Мне кажется, нам важно прислушаться к пророческим голосам тех людей, которые, живя в эти периоды истории, понимали, как бесчестится имя Христа, как искажается Его образ в повседневной церковной практике, и призывали своих современников к покаянию и подлинной христианской духовности. Я попытался напомнить церкви о двух таких забытых пророках в книге «Забытый 'дедушка' протестантского миссионерства? Взгляд на глобализацию от Жана де Лири» (The Forgotten 'Grandfather' of Protestant Mission? Perspectives on Globalization from Jean de Lery. London: Darton, Longman & Todd, 2006) и очерке «Викторианский пророк без чести: Эдвард Миалл и критика британского христианства XIX века» (A Victorian Prophet Without Honour: Edward Miall and the Critique of Nineteenth Century British Christianity) в сборнике под редакцией Стивена Кларка «Повести о двух городах: Христианство и политика» (Stephen Clark (ed), Tales of Two Cities: Christianity and Politics. Leicester: InterVarsity Press), стр. 152–183. Однако перед нами не просто исторический вопрос, и это видно уже из того, как сейчас некоторые христиане с помощью Библии пытаются оправдывать империалистическую политику нынешнего правительства США. Одним печальным тому примером является бестселлер Майкла Д. Эванса «Американские пророчества: Древние писания открывают будущее нашей нации» (Michael D. Evans, The American Prophecies: Ancient Scriptures Reveal Our Nation's Future, 2004). Этот автор толкует Писание так, чтобы санкционировать внешнюю политику США, включая вторжение в Ирак и возможную войну против Сирии, а также говорит, что признаком Божьего благословения на США является то, что «страна владеет более чем половиной всех богатств мира», составляя лишь 7% населения планеты. Этот последний и несколько дикий пример того, что Мартин Лютер называл «теологией славы», лишь подчеркивает истинность вывода Дугласа Джона Холла: «Что бы ни осталось от нынешнего христианства в будущем, христианам нужно будет достичь куда более серьезных высот мудрости и смелости, чем львиная доля того, что произошло… за первые 1500 лет существования христианской цивилизации» («Крест в нашем контексте: Иисус и страдающий мир», 2003, стр. 10).
«Кризис (или недуг) церковной жизни состоит не только в том, что перемена сердца либо вовсе не происходит, либо происходит слишком медленно. Он состоит в том, что отсутствие такой перемены сердца скрывается под личиной веры, которая всего лишь верит. Воистину ли мы, христиане… меняем свои сердца? Или мы только верим в перемену сердца и скрываемся под плащом этой веры в христианское обращение, оставаясь, по сути, прежними? Живем ли мы как ученики Христа или, под прикрытием веры в христианское ученичество, ходим прежними, неизменными путями? Являем ли мы истинную любовь или всего лишь верим в любовь и, под покровом веры в любовь, остаемся теми же эгоистами и конформистами, какими были раньше? Разделяем ли мы чужие страдания или всего лишь верим в то, что их надо разделять, и под прикрытием веры в сострадание, сохраняем прежнюю апатию?» [43]
43
Иоганн–Баптист Метц, «Возникающая церковь» (Metz, Johann Baptist, The Emergent Church (New York: Crossroad), 1981, стр. 3.
Возобновляя триалог
Я уже говорил о том, как испытующие вопросы, которые неузнанный пока Христос задает двоим ученикам, заставляют современных христиан задуматься и спросить себя, есть ли им что сказать своим спутникам на современной дороге в Эммаус. Еще в 1851 году поэт Мэтью Арнольд в своем стихотворении «Беper Дувра» описал, как Море Веры «отступает и ревет… в тягучем споре» и предсказал, что этот отлив породит мир, куда «не входят ни любовь, ни свет,
Мы здесь, как на темнеющей арене, Где всё смешалось: жертвы, палачи, Где армии невежд гремят в ночи [44] .
Его слова об «армиях невежд» можно понять и как предчувствие реальных, военных конфликтов (пророчество, которое снова и снова трагически исполняется), и как предсказание грядущего противостояния идей, когда западная культура утратит единое, общее видение преображенного мира и расколется под напором глубоких и ожесточенных идеологических разногласий. По словам Филиппа Пульмана, можно отвергать веру в Бога, сохраняя при этом «теократическое мышление». Наглядным тому примером является бывший Советский Союз, где официальный атеизм сопровождался почитанием нового канона священных текстов, созданием образов «светских святых», перед которыми благоговели массы, и установлением инквизиторской системы для обеспечения абсолютной покорности и подчинения ортодоксальному государственному учению. Пульман описывает Советский Союз как «одну из самых бескомпромиссных теократии в истории человечества» и заключает, что если сравнить Россию с Ираном при правлении аятоллы Хомейни, то становится очевидно, что в корне проблемы лежит вовсе не вера в Бога, поскольку «самый догматичный материалист, по сути дела, равен самому фанатичному верующему» [45] .
44
Перевод Вланеса (Владислава Некляева),sid=30223.
45
Ф. Пульман, «Искусство читать в цвете» (Pullman, Philip, 'The Art of Reading in Colour'). Журнал «Указатель по цензуре» (Index on Censorship), 33/4, октябрь 2004 г, стр. 156–163.
В связи со всем этим возникает вопрос: может быть, современным гуманистам, находящимся «на темнеющей арене» вместе с нами, тоже следует спросить себя, не обращается ли страдающий Мессия, обличающий человечество в самонадеянности и властолюбии, и к ним тоже, наряду с верующими–христианами?
• Может быть, их горе, разочарование и искушение впасть в нигилизм, угрожающий всему лучшему в гуманистической традиции, являются результатом их собственного непризнанного неразумия?
• Способны ли они признать, что позитивистские заявления об открытии единственно верного пути понимания реальности были разоблачены историей как опасная иллюзия?
• И не повинны ли они в том, что взяли лишь одну нить пророческого свидетельства, отделив любовь к ближнему от любви к Богу и тем самым заменив жизнь законом, и в результате поставили под угрозу духовную составляющую человека, без которой он просто не может достичь своего полного потенциала и процветания?
Когда я писал эти строки в предрождественские недели 2005 года, мне попалась на глаза замечательная статья из светского источника, еще раз подтвердившая мое интуитивное ощущение, что вместе с сегодняшними христианами по дороге в Эммаус идут люди доброй воли, принадлежащие к самым разным традициям. Автор статьи Дженни Расселл рассказывает, как ее родители отошли от веры из?за того, что те формы религии, с которыми им пришлось столкнуться, «никак не защищали, никак не объясняли самые страшные ужасы двадцатого столетия, но, напротив, часто оправдывали их». Как и многие ее западные современники, Дженни унаследовала мысль о том, что «лучше смотреть на существование со светской, а не с религиозной точки зрения». Однако в преддверии Рождества, посреди оголтелого потребительства, она повстречала верующих, «которые относятся к Рождественской истории совершенно серьезно, с подлинной радостью и благоговением». Несмотря на ее атеизм, христианская проповедь мира, надежды, любви и искупления глубоко затронула ее, и она вдруг захотела «почувствовать, что есть что?то высокое, что?то большее, выходящее за пределы наших мелких желаний и способное придать смысл нашей жизни». Перед нами — самокритичный гуманизм, идущий по дороге в Эммаус:
«Здесь на земле [верующие], в общем и целом, живут дольше и счастливее всех остальных. В результате перед нами, неверующими, встает неприятный вопрос: в чем же тут дело? Может быть, проблема в том, что мы просто не нашли верного языка, чтобы вдохновить людей, как делает это религия? Или у рациональности все?таки есть свои пределы? Мне кажется, что большинству из нас хотелось бы, чтобы в жизни был смысл помимо повседневной реальности, и что в жизни есть аспекты, неподвластные рациональности. Нам, нерелигиозным людям, трудно верить, что человек потенциально добр и благ, потому что мы сами то и дело натыкаемся на неоспоримые свидетельства обратного, сталкиваясь с весьма неприглядными сторонами как в себе, так и в других. Те из нас, кто не верит в Бога, призывающего людей думать о других, вынуждены сделать для себя печальное открытие: в отсутствии веры человек, скорее всего, обратится не к гуманизму, а к потребительству» [46] .
46
Дженни Расселл, «Даже гуманисты чувствуют радость настоящего религиозного праздника» (Russell, Jenni, 'Even humanists feel the joy of a proper religious festival1), газета «Гардиан», 24 декабря 2005 г., стр. 24.
Перед нами явственно открывается общее пространство для диалога между христианами и гуманистами. То же самое можно сказать и о других традициях, включая мусульман, которые попали на дорогу в Эммаус несколько иным путем и у которых есть свои причины оплакивать крушение былых надежд и мечтаний. Все мы видим и чувствуем сгущающийся мрак, все мы надеемся на новый мир любви и справедливости; так, может, мусульмане заново прислушаются к голосу пророка Исы и признают, что Его слова о нашей «несмысленности» имеют значение и для их традиций и ожиданий.