На пути в Халеб
Шрифт:
— Не заводись, — сказал Яари. — Я о ямун ничего не знаю, вот об их женщинах кое-что слышал. Они и в самом деле так красивы?
— С такими женщинами наверняка приятно общаться.
— Могу себе представить, — начал было Яари, но, увидев, что его тон не находит отклика у Циммера, добавил: — Как бы то ни было — и тут я готов поспорить, — это не те, кто проникает к нам с другой стороны границы.
— В племени ямун всего-то человек сто, если не меньше. Жалкие остатки былого племени, несколько семей. С чего бы им вдруг безобразничать?
— А почему бы и нет? В Негеве скучно, а у них нрав дикий, —
— Дикие люди бесчинствуют на празднике, на пирушке, — сказал Циммер серым тоном немолодого уже человека. Он смотрел на товарища, который был моложе его всего на несколько лет, но не имел ни малейшего любопытства что-нибудь разузнать о ямун.
— Наверное, так оно и есть, — согласился Яари. — Главное, чтобы погода не изменилась, тогда мы сможем дня два-три поохотиться.
— Не знаю, дикий ли у них нрав, знаю только, что они понравились мне с первого взгляда, — сказал Циммер.
— Может, возьмем их на охоту? — предложил Яари.
— Я уже сколько лет там не был. Если хочешь, можно попробовать. Боюсь, как бы тебе не разочароваться. Вряд ли они сильны в охоте.
Яари зевал, несмотря на немалое количество выпитого кофе.
— Не спал ночью, — пояснил он.
— Возьми еще кофе.
— Нет, давай лучше уйдем из этого желтого заведения, а то я непременно засну, — сказал Яари и взял оба ружья.
Когда они уже сидели в машине, на пороге появился Цибулькин, помахал им рукой и прокричал:
— До свиданья, господин Циммер!
— До свиданья, Цибулькин, — прокричал в ответ Циммерман, располагаясь поудобнее в кресле и согревая дыханием руки.
По дороге они обогнали несколько тяжелых автоплатформ с танками. Их водители все как на подбор были большими и тучными. Проехали мимо играющих в карты с солдатами шоферов грузовиков. Большинство солдат спало, завернувшись в одеяла. Яари тоже задремал, а Циммер стал вспоминать о ямун и неожиданно понял, что память не хочет ему повиноваться. По обеим сторонам дороги чернели кусты, кланялись до земли под ветром деревца тамариска. Над низким горизонтом серело небо. Песок припорошил кусты, и листья стряхивали его, пытаясь высвободиться из плена. Глядя на кусты, казалось, что это деревья, которые почему-то съежились и превратились в крошечные лесные заросли, обиталище мелких зверьков и рептилий.
На легком склоне, ведущем к военному лагерю, шумело листвой высокое кривое фисташковое дерево, чьи ветви выходили из ствола толстыми, словно опухшие суставы, узлами. Циммеру припомнилось его розовое весеннее цветение. В мертвенно-белесом освещении трепетали кустики, знобко дрожа под порывами ветра.
— Весело, ничего не скажешь, — заметил Яари.
Лагерь частично уже был поставлен. Ряды танков и бронетранспортеров соседствовали с солдатскими палатками, большим шатром командования и кухней. Циммер внес вещи в палатку и пошел искать офицеров и знакомиться с экипажем своего танка. Солдаты загружали танк снарядами, прочищали жерла орудий, устанавливали аппараты связи, развешивали топоры, молотки, маскировочные сетки. Он помог артиллеристу своего танка Эли выверить прицел и настроить пулеметы и поехал с Яари выбирать место для стрельбища.
Они долго ехали по пустынному безмолвию. Вот уже два года здесь не было дождей. Яари показывал рукой на одинокие деревья, памятные
Они затормозили и вышли возле каких-то останков одной-единственной полуобвалившейся стены, измерили какие-то расстояния и снова ехали еще несколько часов. Циммер все так же отчужденно, словно нехотя, глядел по сторонам.
Вечером к нему в палатку заглянул Яари. Он сказал, что в Беэр-Шеве его ждет знакомая, и попросил у Циммера машину. Первый вечер на базе действовал на Циммера угнетающе. Он услышал звук мотора направляющегося в Беэр-Шеву грузовика с солдатами, который предполагал заехать в соседний киббуц, чтоб солдаты помылись. Он забрался в кузов и сел рядом с Эли. Поначалу все пели, потом смолкли и начались разговоры. Эли, невысокий парнишка, рассказывал о своих похождениях, словно багдадский коробейник. Громко, стараясь перекричать шум ветра, говорил он о том, как они с братом бежали от разбойников, которые свалились им на голову, что твой камнепад, и как сумели добраться — вместе с мулом и груженной тканями арбой — до ближайшей чайханы.
— Так уж и разбойники? — спросил кто-то со смехом.
Циммер узнал его, это был Каспи, водитель бронетранспортера, — рыжие волосы растрепаны, улыбка на тонких губах. Эли старался убедить именно его, он полагал, что если Каспи ему поверит, то уж остальные и подавно.
— Да, именно разбойники, — ответил Эли.
— Вы добрались до города?
— От чайханы мы направились к центру города и оставили арбу в гостинице. У брата карманы были полны денег. Мы пошли в баню и к цирюльнику, долго сидели у него, а потом отправились прогуляться. Идем по аллее и видим, как из-за деревьев появляется женщина, вся в черном, лица не разглядеть. Мы повернули обратно и пошли следом. Она тоже повернула, а когда поравнялась с нами, распахнула свои черные одежды и оказалась совершенно голая, одни жемчужные бусы на шее.
— Совсем голая? — переспросил Каспи.
— Совсем, — подтвердил Эли, — только жемчуг.
— Что ж вы сделали?
— Пошли за ней. Мой брат вошел с ней в дом, а мне велел обождать во дворе.
— И ты ждал?
— А что я мог поделать? — печально сказал Эли. — Потом мы пошли поесть.
— Как она выглядела?
— Обыкновенно. Большая грудь и волосы на животе.
— Верно, — заметил Каспи. — Ну а жемчуг?
— Клянусь, — сказал Эли.
— А брови сходились вот тут?
— Да.
— А люди, спустившиеся с гор, были разбойниками? — снова спросил кто-то.
— Клянусь чем хочешь, это были разбойники.
Впереди показались ближние огни киббуца. У всех лица были в пыли. Грузовик проехал мимо дезинфекционного бассейна и остановился возле душевой с запотевшими окнами. Внутри сразу стало чересчур людно. Ботинки и гимнастерки отсырели и забрызгались. Намыленные, солдаты ждали возможности протиснуться под горячие струи. Пол покрылся толстым слоем песка.