На пятьдесят оттенков темнее
Шрифт:
– Можно я сяду за руль?
Кристиан удивляется моей просьбе.
– Я бы этого не хотел.
– Почему?
– Я не люблю, когда меня везут.
– Сегодня утром ты вытерпел это, да и Тейлора за рулем ты всегда терпишь.
– Я доверяю квалификации Тейлора.
– А моей не доверяешь? – Я упираюсь руками в бедра. – Честное слово – твои диктаторские замашки не знают границ. Я вожу машину с пятнадцати лет.
В ответ он лишь пожимает плечами, словно это не имеет никакого значения. Нет, он просто
– Это моя машина? – злюсь я.
Он хмурит брови.
– Конечно, твоя.
– Тогда отдай мне, пожалуйста, ключи. Я два раза водила ее, да и то лишь до работы и обратно. Ты лишаешь меня этого удовольствия. – Я в воинственном настроении. Губы Кристиана дергаются от сдерживаемой улыбки.
– Но ведь ты не знаешь, куда мы собираемся ехать.
– Я уверена, что вы просветите меня на этот счет, мистер Грей. До сих пор вам это прекрасно удавалось.
Он изумленно смотрит на меня, потом улыбается. Его новая, робкая улыбка совершенно обезоруживает меня, и у меня от нее захватывает дух.
– Прекрасно удавалось, да? – бормочет он.
Я краснею.
– Чаще всего да.
– Что ж, в таком случае… – Он протягивает мне ключи, обходит вокруг машины и открывает передо мной водительскую дверцу.
– Налево, сюда, – командует Кристиан, и мы берем курс на север, на I-5. – Черт, осторожнее, Ана! – Он хватается за приборную панель.
Да ради бога. Я закатываю глаза, но не поворачиваю к нему голову. Из стереоустановки воркует Ван Моррисон.
– Сбавь скорость!
– Я сбавляю!
Кристиан вздыхает.
– Что сказал тебе Флинн? – В его голосе я слышу беспокойство.
– Я уже говорила: что я должна дать тебе почувствовать пользу сомнения.
Проклятье, пожалуй, надо было уступить руль Кристиану. Тогда я могла бы смотреть на него. Да… Я сигналю о том, что останавливаюсь.
– Что ты делаешь? – рычит он, встревожившись.
– Уступаю тебе руль.
– Почему?
– Чтобы я могла смотреть на тебя.
Он смеется.
– Нет уж, ты хотела вести машину – вот и веди, а я буду смотреть на тебя.
Я хмурюсь, глядя на него.
– Не отрывай глаз от дороги! – кричит он.
У меня лопается терпение. Правильно! Я останавливаюсь у обочины прямо перед светофором и выскакиваю из машины, хлопнув дверцей. Стою на тротуаре, скрестив руки на груди, и злобно гляжу на него. Он тоже выходит.
– Что ты делаешь? – сердито спрашивает он.
– Нет, что ты делаешь?
– Здесь нельзя останавливаться.
– Знаю.
– Так почему остановилась?
– Потому что я сыта по горло твоими командами. Либо садись за руль, либо заткнись и не командуй, когда я веду машину.
– Анастейша, возвращайся в машину, пока мы не получили квитанцию о
– Нет.
Он растерянно моргает, не зная, что делать, потом проводит руками по волосам, и его гнев превращается в удивление. Внезапно у него становится такой комичный вид, что я невольно улыбаюсь. Он хмурится.
– Что? – снова рычит он.
– Ты.
– Ох, Анастейша! Ты самая несносная женщина на планете! – Он потрясает в воздухе руками. – Ладно, я поведу машину. – Я хватаю его за лацканы пиджака и тяну к себе.
– Нет, это вы самый несносный мужчина на планете, мистер Грей.
Он окидывает меня с высоты своего роста темным пронзительным взглядом, потом обнимает за талию и прижимает к себе.
– Может, мы и предназначены друг для друга, – тихо говорит он и, уткнувшись носом в мои волосы, вдыхает их запах. Я обхватываю его руками и закрываю глаза. Впервые с утра я чувствую душевный покой.
– Ах… Ана, Ана, Ана, – шепчет он, приникнув губами к моим волосам.
Я еще крепче сжимаю объятия, и мы неподвижно стоим, наслаждаясь мгновением неожиданного покоя среди уличной суеты. Отпустив меня, Кристиан открывает пассажирскую дверцу. Я забираюсь в машину и спокойно сижу, глядя, как он садится за руль.
Кристиан трогает «Сааб» с места и встраивается в поток машин, рассеянно подпевая Вану Моррисону.
Эге! Я никогда не слышала, как он поет. Даже под душем. Я хмурюсь. У него приятный голос – конечно. Хм-м… слышал бы он мое пение. Если бы слышал, то никогда бы не предложил мне выйти за него замуж! Мое подсознание скрестило на груди руки; оно нарядилось в эксклюзивную клетчатую юбку от «Бёрберри». Песня кончается, и Кристиан замечает с ухмылкой:
– Знаешь, если мы получим штрафную квитанцию, то на твое имя. Ведь машина зарегистрирована на тебя.
– Что ж, хорошо, что меня повысили, – теперь я могу позволить себе заплатить штраф, – лукаво отвечаю я, любуясь на его красивый профиль. Его губы складываются в усмешке. Звучит еще одна песня Моррисона, а Кристиан сворачивает на эстакаду, ведущую на I-5, на север.
– Куда мы едем?
– Сюрприз. Что еще сказал Флинн?
Я вздыхаю.
– Он говорил о ФФФСТБ или типа того.
– СФБТ. Последнее слово в терапии, – бормочет он.
– Ты пробовал и другие?
Кристиан фыркает.
– Детка, я перепробовал все. Когнитивизм, Фрейд, функционализм, гештальттерапия, бихевиоризм и все прочее… – В его голосе слышится горечь и затаенная злость. Последнее меня беспокоит.
– Как ты думаешь, этот новый метод поможет?
– Так что сказал Флинн?
– Сказал, что не надо цепляться за прошлое. Надо сосредоточиться на будущем – на том, где ты хочешь быть.
Кристиан кивает и одновременно пожимает плечами; на его лице я вижу недоверие.