На распутье

Сахаров Валентин Александрович

Сохранившиеся черновые варианты готовившихся ею документов, свидетельствуют, что в своей деятельности эта «комиссия» вышла далеко за границы «грузинского вопроса», как он понимался тогда, значит, и за рамки той задачи, которая ставилась перед ними Лениным и о которой было информировано Политбюро ЦК. На это указывает наличие в деле перечней автономных республик и областей, а также решений ЦК РКП(б) и других материалов, относящихся к 1921 – середине 1922 гг. Информировать В. И. Ленина о их существовании не было никакой нужды. Кроме того, материалы этой «комиссии» содержат информацию, которая, во-первых, позволяет утверждать, что их работой руководил не Ленин, а кто-то иной и, во-вторых, что документы эти готовились не для Ленина. На последнее указывает, например, такая запись, которую невозможно интерпретировать иначе как установку для работы «комиссии»: «Групп[ировать] матер [иал] не столько в защиту уклонистов, сколько в обвинение великодержавников»⁹. Датирована эта запись 12 марта 1923 г., следовательно, В. И. Ленину

она принадлежать не могла, поскольку уже несколько дней, как он утратил дар речи! В материалах «комиссии» также имеется информация, свидетельствующая о том, что она, возможно, вела свои работы и в конце марта 1923 г. На это указывает хранящаяся в фонде ленинского секретариата переписка между членом этой «комиссии», являвшейся также техническим секретарём Политбюро, М. И. Гляссер и Л. Д. Троцким на заседании Политбюро ЦК РКП(б)¹⁰. Записка Гляссер (26 марта) и ответ Троцкого (28 марта)¹¹ являются документами, относящимися к делопроизводству Политбюро (частью комплекса документов, связанных с заседанием Политбюро ЦК 26 марта 1923 г.). Поэтому требует объяснения самый факт нахождения её в материалах секретариата председателя СНК РСФСР, среди тех документов, которые поступали в него уже после того, как Ленин утратил всякую работоспособность и, следовательно, когда работа этой «комиссии» потеряла всякий смысл. Эта записка могла оказаться среди материалов этой «комиссии» только в том случае, если она всё ещё функционировала. На кого она работала?

Впрочем, есть основания утверждать, что эта записка не имеет отношения к данному заседанию Политбюро и была создана «задним числом», т. е. сфальсифицирована. Этим, очевидно, объясняется допущенная фальсификаторами (Троцким и Гляссер) оплошность: Г.К Орджоникидзе, о выступлении которого на заседании Политбюро говорилось в записке, на этом заседании не присутствовал¹². Следовательно, эта записка – фальшивка, созданная не ранее 26 марта 1923 г. Этот факт важен, так как проясняет то, как и кем внедрялись в делопроизводство ленинского секретариата и в политическую жизнь фальшивки, призванные обслуживать интересы тех, кто вёл борьбу против Сталина.

Кроме того, в документах, которые готовились «комиссией Совнаркома», имеется ряд политических положений, позволяющих не только поставить под сомнение ленинское авторство записок «К вопросу о национальностях или об «автономизации», но и утверждать, что Ленин не был их автором. Обозначим их.

Первый машинописный вариант документа, готовившегося якобы для Ленина (он не датирован)¹³, заканчивается очень интересным выводом: «В заключение наша комиссия приходит к выводу, что товарищи из старого состава ЦК Грузии неправильно ставят вопрос и ослабляют свою позицию, когда говорят, что у них нет принципиальных разногласий с группой Заккрайкома, а есть только тактические. Поскольку Заккрайком в своём стремлении бороться с «уклонизмом» проявил уклонизм в сторону великодержавничества, что нам кажется, достаточно выяснившимся из материалов, – разногласия носят характер политический и должны быть выдвинуты на предстоящем съезде компартии» (жирный курсив авт. – B.C.)¹⁴.

Надо по достоинству оценить это предложение технических работников Совнаркома, берущих на себя ответственность и смелость критиковать не только работу комиссии Политбюро ЦК РКП(б), но и курс на образование СССР, который Заккрайком и новый состав ЦК компартии Грузии проводили, исполняя решения октябрьского (1922) Пленума ЦК РКП(б), принятого в соответствии с волей самого Ленина. Заккрайком РКП(б), избранный компартиями Грузии, Армении и Азербайджана, объединяющий и координирующий их деятельность, у них уже превратился в «группу». Но гораздо важнее и показательнее то, что члены «комиссии Совнаркома» в своём противостоянии с ЦК РКП(б) занимают гораздо более радикальную и воинственную позицию, чем П. Г. Мдивани, Ф. Е. Махарадзе и другие грузинские «национал-уклонисты». Только так и можно понять их совет о том, как следует развивать атаку против принятых ЦК РКП(б) решений: отказаться от формального признания решений октябрьского и декабрьского (1922) Пленумов ЦК РКП(б) и открыто атаковать их. Технические работники Совнаркома РСФСР предлагают начать эскалацию политической борьбы не только внутри ЦК партии, но и в партии. Они предлагают «национал-уклонистам» отбросить, как вредную теперь, маскировку своей истинной позиции разговорами об ограничении разногласий тактическими подходами к решению проблемы и наращивать силу своего давления на ЦК и придать этим разногласиям характер принципиальных.

В этом заключении содержится ряд положений, которые исключают возможность подготовки этого документа для Ленина. Какой смысл, в том, чтобы Ленину пенять на Ленина? В том, чтобы призывать его одобрить поведение тех сил в партии, которые нарушали решения, в принятии которых сам он принимал активное участие? Зачем Ленина призывать к началу эскалации политической борьбы на партийном съезде против тех решений, которыми он был удовлетворён? Наконец, зачем В. И. Ленину надо доказывать, что разногласия

между ЦК РКП(б) и «национал-уклонистами» носят принципиальный характер, если он как автор записок «К вопросу о национальностях или об «автономизации» оценивал их именно таким образом? Что предшествовало чему? Записка по национальному вопросу или первый машинописный вариант документа этой «комиссии»?

Тоже следует сказать и относительно утверждения, что «Заккрайком в своём стремлении бороться с „уклонизмом“ проявил уклонизм в сторону великодержавности» (выделено авт. – В.С.)¹⁵. Оно перекликается с известным положением записок «К вопросу о национальностях, или об „автономизации“: тот, кто „пренебрежительно швыряется обвинением в „социал-национализме“ (тогда как он сам является настоящим и истинным не только „социал-националом“, но и грубым великорусским держимордой), тот… в сущности нарушает интересы пролетарской классовой солидарности“¹⁶.

В другом документе, оценив критически работу комиссии Ф. Э. Дзержинского, члены «комиссии Совнаркома» ставят задачу «исправления неправильных и пристрастных суждений»¹⁷. В записках «К вопросу о национальностях…» это положение тоже имеется и выглядит так: «доследовать или расследовать вновь все материалы комиссии Дзержинского на предмет исправления той громадной массы неправильностей и пристрастных суждений, которые там, несомненно, имеются»¹⁸. Отметим, что выражение «несомненно, имеются» выдаёт скорее не точное знание членов «комиссии Совнаркома», а их надежду.

Эти советы, если и не исчерпывают основные положения записок «К вопросу о национальностях или об «автономизации», то покрывают значительную их часть, причём только тех, которые в записках «К вопросу о национальностях…» несли наибольшую политическую нагрузку.

На первый взгляд, ничего удивительного в этом нет: члены комиссии, знавшие ленинские записки по национальному вопросу, повторили положение, сформулированное в них, придав им более чёткую формулировку. Прост ответ, да не прост вопрос. Почему члены комиссии сообщают В. И. Ленину об этом как о нечто новом для него, как о выводе, сделанном именно ими на основании изученного материала, который в значительной части был известен Ленину? Можно было бы понять, если бы все эти оценки и советы содержались в этих документах, адресованных кому угодно, но только не В. И. Ленину. Зачем они доказывают Ленину, что борцы с уклонизмом сами являются уклонистами, если он уже давно продиктовал это Фотиевой, в распоряжении которой, согласно легенде, находился и сам текст этих диктовок? Если принять на веру ленинское авторство этих записок, то получается нелепая картина: члены комиссии переписывают для В. И. Ленина сформулированные им положения, выдают их за собственные и предлагают Ленину руководствоваться ими. Зачем убеждать Ленина в том, в чём он сам убеждает других? Если бы они заимствовали это положение из ленинской статьи, то мы вправе были бы ожидать, что они как-нибудь укажут на то, что их выводы подтверждают выводы, сделанные Лениным. Но по контексту подготовленного ими документа ясно, что члены комиссии не напоминают Ленину его вывод, они убеждают Ленина в верностисвоего вывода. Значит, этот совет комиссии появился до того, как были созданы записки «К вопросу о национальностях…»

Подготовленные этой «комиссией Совнаркома» материалы свидетельствуют, во-первых, о том, что работа над первым вариантом подготавливаемого ею документа проводилась уже после полной утраты В. И. Лениным работоспособности и даже дара речи. Во-вторых, работа над ними предшествовала созданию текста записок «К вопросу о национальностях…» Можно предположить, что сформулированные членами комиссии или записанные ими с чужих слов положения приобрели затем вид «ленинских» записок «К вопросу о национальностях или об «автономизации», (а возможно, и вид писем Троцкому от 5 марта 1923 г. и Мдивани и др. от 6 марта 1923 г.). Есть основания утверждать, что материалы этой «комиссии» представляют собой материальные свидетельства истории создания псевдоленинского текста, известного как статьи, или записки «К вопросу о национальностях или об «автономизации». Они показывают время и процесс создания фальшивки, а также его исполнителей и потенциального заказчика. История внедрения её в политический оборот даёт дополнительные аргументы в пользу этого вывода.

Легализация этих записок осуществила Л. А. Фотиева, информировав 16 апреля 1923 г. по телефону о них сначала Л. Б. Каменева, а затем и И. В. Сталина¹⁹. После этого она направила Сталину письмо, в котором писала, что «статья» была «написана» Лениным 31 декабря 1922 г. и он предполагал её опубликовать. Вместе с тем она признавала, что не имеет «формального распоряжения» В. И. Ленина на передачу этой «статьи» и просила вернуть ей текст её, так как направляла ему «тот единственный экземпляр, который имеется в архиве Владимира Ильича»²⁰. Сталин эту «статью» принять отказался, о чём свидетельствует надпись Фотиевой на письме: «Не послано, т. к. т. Сталин сказал, что в это не вмешивается»²¹. Возможно, И. В. Сталин знал тайну её происхождения. Но, может быть, он не хотел принимать её от Фотиевой, нарушившей волю Ленина, и решать вопрос о её публикации. Так или иначе, но никто Сталину этот отказ принять «статью» Ленина в вину не ставил.