На ратных дорогах
Шрифт:
— Неожиданно ударил во фланг, и наши отошли. Жмаченко выслушал меня и вскипел:
— Что хочешь делай, а высоту бери снова.
Уточнив цели артиллерии, вместе с Дзевульским и Борисенко я сам отправился на тот берег. Комендант переправы предупредил:
— Днем переправляться нельзя. Вчера вот так же пошла моторная лодка и немцы потопили ее.
— А вы дайте мне рыбачью лодку и хорошего гребца, — попросил я.
Пришел пожилой солдат, примерно моих лет.
— Вас, товарищ генерал, перевезти?.. Это можно. Не всех
— Как зовут? — спрашиваю.
— Игорем Петровичем величают, — назвался перевозчик.
— Ну вот что, Игорь Петрович, вначале поедем мы с тобой, а их, — показал я на Дзевульского и Борисенко, — перевезешь после.
— Разрешите мне отправиться первым, — попросил начальник артиллерии. — Надо разведать…
— Спасибо, друг. — Я с благодарностью пожал руку своему помощнику. — Но мне нужно быть там раньше.
Водная гладь Днепра казалась необычно тихой и пустынной. Ярко светило солнце. Солдат уже подал маленькую юркую лодку:
— Править, товарищ генерал, умеете?
— Конечно, Игорь Петрович!
— Тогда садитесь на корму.
Быстро добрались до середины реки, а враг все молчит. Даже как-то не верится, что он видит нас. Сомнения рассеял Игорь Петрович:
— Это завсегда так, — сказал он. — Пропустит подальше, а потом и лупит, чтобы наверняка утопить. Расчет правильный: до берега далеко, побарахтаются «пассажиры» и на дно пойдут.
Да, до берега далеко! Если лодка опрокинется, не проплыть и половины расстояния. Сейчас особенно пожалел, что не захватил с собой доску — там, на берегу, неудобно было обнаружить слабость.
Но вот просвистел и разорвался впереди первый снаряд. Второй полетел дальше. Третий должен взять в «вилку». Однако Игорь Петрович налег на весла, и наша «смерть» упала за кормой. Перевозчик, человек бывалый, приказал развернуть лодку немного вправо, и очередной снаряд поднял столб воды в стороне. Тогда противник открыл беглый огонь, но мы уже подходили к берегу, а за ним наша лодка не видна.
— До свиданья, Игорь Петрович! — крикнул я, выпрыгивая на песок…
Впереди еще много светлого времени. С ожидавшим меня Ивановским поднялись на высокий берег. Укрывшись за кустами, я познакомился с занятым нами плацдармом, внимательно рассмотрел высоту 243,2.
Восточный скат ее, обращенный к Днепру, покрыт лесом, и здесь удобно расположить огневые точки-. Южный скат открытый и крутой. Все подступы к высоте ровные, без признаков растительности. Здесь один вражеский пулемет может остановить целый батальон. А ведь на высоте, нам известно, располагается еще и минометная батарея. Про себя отметил: в период артиллерийской подготовки обязательно подавить всю огневую систему врага.
Прибыл Дзевульский. Посоветовался с командующим артиллерией дивизии и предложил простой план использования огневых средств. Все батальонные и полковые пушки они решили выдвинуть на открытые
Атаку назначили на утро следующего дня. На ночь полковник Ивановский уступил мне свою тесную, похожую на нору землянку. Ночь выдалась холодная, от реки тянуло сыростью.
К утру саперы подготовили мне удобный окоп.
В 8 часов артиллерия и минометы с восточного берега открыли огонь. Вслед за огневым валом пошли стрелковые подразделения. На высоте ожили орудия, минометы и пулеметы. А наши пушки прямой наводки молчали.
— В чем дело? — спрашиваю командующего артиллерией дивизии.
Тот замялся, потом говорит:
— Дороги трудные. Пушки пришлось тащить на руках… Не успели…
Мне стоило большого труда сдержаться.
— Почему не доложили об этом утром? Можно было задержать наступление. А теперь по вашей вине чаати несут напрасные потери!
Приказал атакующим закрепиться на достигнутых рубежах до следующего утра.
На следующий день мы с Дзевульским сами проверили и убедились, что на этот раз командующий артиллерией дивизии не подкачал.
Командира полка, который должен брать высоту, я вызвал к телефону, расспросил, готовы ли бойцы, и сказал, что назначаю его комендантом высоты. После этого приказал начать артподготовку залпом тяжелых минометов по самой вершине.
Корпусная и дивизионная артиллерия обработала высоту, а батальонные и полковые орудия били по окопам. Пехота поднялась и начала штурм.
На все потребовалось полчаса. После этого Ивановский позвонил и сообщил, что высота занята. Но минут через десять опять звонок. Слышу его тревожный голос:
— Товарищ генерал, на высоте опять немцы. Часть бойцов, которая прошла через вершину, отрезана. Не могу понять, как это получается, едва наши спустились за вершину, как противник оказался на ней и начал стрелять нашим в спину.
Мне стало ясно, что противник применяет тот же маневр, что и на Кавказе. Как только наша артиллерия открывает огонь, обороняющиеся подразделения отходят в укрытия, по всей вероятности, на северный скат высоты. А кончится артподготовка — и они занимают свои позиции.
Мне указали, где находится командир атаковавшего высоту полка, и я направился к нему. Застал подполковника на дне окопа с кружкой чаю в руках. Вначале он растерялся, потом вскочил, стал представляться.
Мы сели рядом. Я рассказал ему в чем, на мой взгляд, ошибка.
— Как только снова займете вершину, батальоны пусть идут дальше, а вы с ротой садитесь на ней, занимайте вражеские окопы и держитесь…
Назначили время новой атаки, договорились о поддержке артиллерией. После этого я отправился к себе, а подполковник пошел готовить людей.