На развалинах третьего рейха, или маятник войны

Литвин Георгий Афанасьевич

Мой пространный ответ американец перевел для всех присутствовавших в зале. Слушали они его с большим вниманием. Это было хорошо заметно. И когда он умолк, на лицах слушателей появились улыбки. Видимо, то, что я рассказал, их вполне удовлетворило.

Я в свою очередь спросил американца:

— А почему вас заинтересовала именно эта проблема? Разве в Америке она существует?

Американец снова перевел, но ответ последовал от другого офицера:

— Если у вас так хорошо в СССР относятся к евреям, то, может быть, вы и всех наших заберете из США!

Тут часть присутствовавших разразились громким

смехом (шутка соотечественника им очень понравилась), но другая, о ужас! с мрачными лицами вдруг встала из-за стола и демонстративно вышли из зала. Мне стало вдруг как-то не по себе. Мой вопрос стал причиной испорченного обеда. Я было собрался извиняться, но меня остановил сидевший напротив меня американский летчик:

— Не стоит беспокоиться, — сказал он, — это вышли как раз все евреи, они обиделись на нас, американцев, за такой прямолинейный ответ. Вы же в этой истории абсолютно ни при чем.

Вскоре мы все покинули зал. Я остановился в коридоре у окна. В моих ушах еще звучал голос американца, так бесцеремонно обошедшегося со своими однополчанами. Честно говоря, эта сцена мне была неприятна. Ко мне подошел мой коллега:

— Георгий, ты абсолютно правильно отвечал, но зачем ты задал свой дурацкий вопрос? Пойми, здесь ты среди чужих, надо быть очень осторожным. У них, американцев, свои отношения. У нас свои. А вопрос твой им, видимо, пришелся по душе, они и воспользовались им чтобы уязвить своих же соотечественников. Антисемитизм в мире очень развит. Все почему-то хотят уязвить нас — евреев. Да, кстати, если тебя вдруг будут спрашивать о моей национальности, то отвечай, что я армянин.

Я посмотрел на него, ничего не понимая. Зачем ему это вдруг понадобилось? Будь тем, кем ты есть на самом деле, так всегда думал я. Главное, будь честным, порядочным человеком… Но мои размышления вновь прервал коллега — переводчик с французского:

— Послушай, Георгий, да, я еврей, но говорю здесь, что я армянин. Помнишь, вчера, когда ты зашел в комнату операторов, я попросил подменить меня.

— Помню, ну и что? Ты же хотел немного проветриться?..

— Да совсем нет. Ведь еще совсем немного, и я мог бы не выдержать: сидевший рядом со мной французский офицер буквально час упорно доказывал мне, «армянину», что все несчастья в мире — в том числе и войны проистекают от постоянных еврейских козней.

— Так он что, фашист?..

— В том-то и дело, что не фашист, а боевой офицер, ненавидит лютой ненавистью нацистов, воевал против них, а все равно думает вот таким образом…

Я успокоил кое-как своего коллегу, нашлись у меня для этого случая и какие-то хорошие убедительные слова. Американцам же я подобных вопросов уже не задавал.

Однажды во время дежурства в берлинском центре ко мне подошел подполковник из нашего отдела и многозначительно изрек:

— Литвин, сегодня заседание главных контролеров центра, а Максимов отсутствует. Тебе придется быть за главного, и, когда будет решаться вопрос о пролете в воздушном коридоре и англичане предложат такой-то вариант, ты скажи, что согласен.

Я понял это как приказание вышестоящего начальника, ему, — подумал, виднее, что и как делать. Подвоха же, конечно, в его указании я не увидел, да и не мог даже думать, что кому-то хочется подставить мне ножку. Да и за что?..

Заседание

началось в назначенное время.

— От СССР, — объявил председательствующий, — присутствует лейтенант Литвин.

Переводчиком у меня был тот самый мой коллега «армянин». Все шло как и обычно. На подобных совещаниях мне уже доводилось присутствовать. Английский представитель объявил свой вариант, американец и француз, естественно, проголосовали «за». Я, как и было мне предложено старшим по званию, с ними согласился.

Мой переводчик, тихонечко толкнув меня, будто это для него было новостью, как-то фальшиво произнес, что, видимо, следовало бы этот вопрос перенести на следующее заседание. Но я стоял на своем и еще раз во всеуслышание подтвердил свое «за».

Когда закончилось заседание, переводчик с нескрываемым удивлением в голосе сказал мне:

— Ты что, спятил с ума? Ты понимаешь, что сделал?..

Я ответил ему, что действовал согласно полученному указанию от такого-то. Он покачал головой, как бы говоря: «Ну-ну. Тебе виднее». Мы, больше не возвращаясь к этой проблеме, отбыли в Карлсхорст.

Через несколько дней меня срочно вызвали на «ковер» к генералу Ковалеву. Он отвечал за вопросы, связанные с работой союзников. Когда я вошел в кабинет, то увидел там и моего непосредственного начальника полковника Яроцкого. Сразу почувствовал, что предстоит неприятный разговор. Он начался с вопроса:

— Это верно, что такого-то числа вы присутствовали на заседании центра вместо капитана Максимова? — спросил генерал Ковалев.

Я подтвердил и рассказал, как было дело. Генерал, не глядя на меня, пробурчал, что хоть подполковник и из вашего отдела, но давать такие распоряжения он не имел права, так как к этой работе совершенно не имеет никакого отношения. Но, видимо, следует выслушать и его.

Позвали подполковника. Генерал Ковалев предложил мне повторить свой рассказ сначала.

— Это ложь, — наотрез отказался от своих слов подполковник. — Я действительно в тот день был в здании Контрольного совета, — запальчиво произнес он, — но Литвина не видел, не разговаривал с ним и, естественно, никаких указаний ему не отдавал.

Решительность подполковника, с какой он пошел в атаку, честно говоря, обескуражила меня. Да, я был молод, может быть, в чем-то и неопытен, но за свою жизнь уже успел многое повидать. С таким наглым враньем я встречался впервые, и конечно же мне было от чего впасть во гнев. Будь в ту минуту у меня пистолет, я бы, не задумываясь, пристрелил мерзавца. Так душе я называл подполковника, который, говоря нынешним языком, меня подставлял.

Подполковника уже отпустили, а я никак не мог прийти в себя. Предательство буквально потрясло меня. Видя мое состояние, начальники успокаивали меня, говорили, что-то про сложности в жизни, про то, что надо уметь разбираться в людях и т. д. и т. п. Словом, я почувствовал, что и генерал Ковалев, и полковник Яроцкий все же поверили мне, что я в своем рассказе был искренен…

На следующем заседании контролеров инцидент был окончательно исчерпан: Максимов заявил союзникам, что не принимал участия в прошлом заседании по весьма уважительной причине, а Литвин якобы неправильно понял тот вопрос, по которому принимал решение. Союзники были снисходительны и уладили дело миром.