На рубеже веков. Дневник ректора
Шрифт:
12 февраля четверг.
Иду к Игорю Болычеву на семинар по текущей литературе. Сделал это из стремления убедиться, как он плох, но обнаружил, что семинар довольно интересен. Это, скорее, связано не с тематикой или особыми откровениями Болычева, а дело только в самом руководителе семинара. Парень толковый, чувствует природу литературы, ее пластику и ходы. Немножко обращает внимание на постмодернизм. Дело это темное и пустое и обращаться к нему надо реже. Интересное соображение — Болычев, как мне кажется, справедливо заметил, что современная литература началась с 1985 года. Здесь у меня сразу возникла мысль о реорганизации кафедры: русской и современной литературы. Еще приведу одно соображение Болычева: он, опять-таки справедливо сказал, что после девяносто первого года, в связи с ощущением всеобщего кризиса,
Телевидение лениво говорит о покушении на Шеварднадзе и о намеках грузинской стороны на причастность к этому российских спецслужб. При всем прочем, Шеварднадзе, как политику, немыслимо повезло с этим покушением, если только придумал покушение не он сам или его тайные присные, — теперь его обязательно выберут на новый срок.
Вечером ездил в больницу к В.С. Это отделение хроников, все неторопливо делается здесь и обреченно. Я с ужасом узнаю от нее об очередной смерти кого-нибудь из этих несчастных.
13 февраля, пятница.
Сочетание цифры и дня недели. Завтра день святого Валентина. Внедрение его происходит, видимо, вместо дня 8 Марта. Это корреспондируется с посещением президентом папы римского. Немыслимый визит для человека, призванного покровительствовать Русской православной церкви. Конечно, как всегда, Ельцин в подтексте, в силу своей угодливости и до боли в коленках преклонения перед Западом, надавал обещаний.
В институте: Александр Сергеевич Орлов получил медаль Ломоносова. Для меня это — как собственная удача, чувство зависти у меня полностью отсутствует. Посидели по поводу награждения на кафедре. Говорили о дуэли Пушкина. Моя версия: как писатель он усложнял жизнь, талант иссякал, темы мельчали, он искал любого выхода, который напоминал бы Божью волю.
В институт приезжал Витя Симакин. Мы очень славно, вспоминая прошлое, с ним поговорили о жизни и о театре. Я пригласил его поехать со мною на Гатчинский кинофестиваль.
Чувствую я себя отвратительно, уже две ночи подряд жутко кашляю. Иногда мокрота отходит с кровью. Тоже усложняю себе жизнь в надежде, что все разрешится само собою. Жалко только кучи недоделанных работ и замыслов.
15 февраля, воскресенье.
Вчера вечером позвонил Анри Вартанов, и я с ним помирился; опять пишу кусочки телевизионного рейтинга для «Труда». Ох уж эти газеты, стремятся вроде бы и куснуть власть предержащую за руку, но только так, чтобы та и не заметила, чтобы не было больно. Никого бы не обидеть и от властей что-то получить.
«Телевидение закормило нас криминальными сюжетами. В данном случае имею в виду не банальные убийства, ограбления и взрывы бомб под «мерседесами» нуворишей. Вещи более страшные, потому что они имеют не частный характер, а свидетельствуют о полном параличе и коррумпированности власти. То, почему западная пресса называет нас самой коррумпированной страной в мире. Итак, после коробки из-под ксерокса, гонорара за книгу о приватизации — имен не называю, они у всех на слуху и хорошо известны, — после утечки информации с заседания правительства, на которой можно было хорошо погреть руки, и внезапно перепрыгнувшей на стол к президенту МВФ Мишелю Комдессю — имена все те же — новый скандал с министром Яковом Уринсоном, который потрафил в доходах своему младшему брату Александру. Подбор фамилий таков, что невольно начинаешь обвинять ТВ в антисемитизме. Да что же наши коренные русаки так отстают? В остальном на нашем экране все по-старому. Школьникам лучше телевидение не смотреть, чтобы не портить вкус, пенсионерам — чтобы хорошо спать, бизнесменам — чтобы не возникало желание своровать, больным — чтобы не попасться в лапы рекламе медицинских препаратов, здоровым — чтобы не заболеть. Я смотрю по субботам и воскресеньям зарубежный, пошлый сериал «Приключения Геракла» — из якобы античной жизни и думаю, знают ли наши семиклассники после десяти лет реформ, где расположен Олимп — не магазин, последний еще недавно был открыт возле метро «Краснопресненская», и кто такие Зевс, Гея и этот самый Геракл».
16 февраля, понедельник. С каждым днем мне все хуже и хуже, несмотря на все дорогие
22 февраля, вторник.
Читал в «Нашем современнике» статью Татьяны Окуловой-Мекешиной. Это молодая жена Михаила Петровича Лобанова. Здесь есть чрезвычайно лестный, хотя и несколько риторический пассаж с упоминанием моего имени. Это о своре кремлевских помощников, двигавших нашими былыми генсеками. Все написали свои мемуары, и Татьяна Окулова перелопатила эту гору книг. Отсюда же я узнал, что автор лозунга «Экономика должна быть экономной» — это интеллектуал Бовин.
Вечером С.П. протащил меня до Смотровой площадки МГУ. Я думал, что сил у меня на такое уже не станет. Прошел, но кажется, простудился.
23 февраля, понедельник.
Сегодня Юра Роговцев подал мне заявление о материальной помощи. Я оговорил его, подписывая документ, потому что он всегда что-то бунтует, не ходит на воскресники, канючит, бунтует против местной, т. е. моей власти, недоволен супом в столовой. Он сказал, что, видимо, ему придется покупать проездной билет, потому что он должен ездить на какие-то медицинские процедуры. Тем не менее учится он старательно и хорошо, много работает над собой и сделал очень большие успехи. Ну, попроси что-либо по-человечески, без гонора и скандала. Выяснилось, что он живет только на стипендию в 85 рублей и даже не покупает из экономии проездного билета, до института ходит пешком. Я содрогнулся от этой нищеты и выписал ему сразу 300 рублей. Четыре его стипендии.
26 февраля, четверг.
Открытие фестиваля в Гатчине. Мои преподаватели, голубчики, все поехали, как один: поехали Евгений Рейн, Валентин Сидоров, Татьяна Бек, Юрий Кузнецов, Владимир Костров. В Париже задержался лишь Роман Сэф. Из студентов со мною Саша Великодный, стихи слабоваты, но обязателен и мил, Аня Кузнецова, Федя Черепанов. Открытие прошло довольно традиционно, но чуть меньше танцев, свечей, хотя всех других провинциально-ленинградских аксессуаров достаточно. Я не вполне доволен жюри. Милые женщины прошлого «созыва» Плаксина и Сэпман мне были милее. Как быстро, немедленно нашли друг друга Таня Бек, Менакер — «гениальный» режиссер, поставивший около тридцати фильмов, но ни одного из названий которых Женя Рейн не помнит (терминология Жени), Титов, занятый только собой, и другие персонажи. Жмется к «работодателям» и Сережа Шолохов, еще один член жюри, хотя его интересует, конечно, другой, более свежий и молодой аспект творчества.
На официальном открытии я нервничал, мне долго не давали выступать, даже лишили темы, я предполагал тихо, скромно обнародовать жюри, но Дмитриев все это сделал. Тем не менее я скрутил такую занятную полуполитическую конфетку и под двойные аплодисменты ее преподнес. Перед этим была спета «Дубинушка» и с таким примиренческим с сегодняшней надеждой переливом. Я опираюсь на цитирование И.К.Скобцевой Толстого (она приводила знаменитую цитату о хороших и плохих людях, о том, что плохие немедленно объединяются, а вот что бы и хорошим не объединиться!), итак, я, опираясь и вроде бы искусственно полемизируя под аплодисменты зала, вдруг вспомнил о толстовской «дубине народного гнева». Моя речь «хохотунам» вряд ли понравилась, ибо я еще говорил о Сергее Бондарчуке, рядом с которым многие из присутствующей режиссуры пигмеи.