На рубеже веков
Шрифт:
Вспомнил Топорков свои семинарские «идеалы» и университетские мечты, и страшною, невылазною грязью показались ему эти кресла и диван, обитые дорогим бархатом, пол, устланный сплошным ковром, эти бра, эти трехсотрублевые
Он уже сделал то, к чему стремился – а дальше тупик – тупик, самим же «героем» созданный…
«На другой день Топорков сидел с ней в купе первого класса. Он вез ее в Южную Францию. Странный человек! Он знал, что нет надежды на выздоровление, знал отлично, как свои пять пальцев, но вез ее… Всю дорогу он постукивал, выслушивал, расспрашивал. Не хотел он верить своим знаниям и всеми силами старался выстукать и выслушать на ее груди хоть маленькую надежду!
Деньги, которые еще вчера он так усердно копил, в огромнейших дозах рассыпались теперь на пути».
Понял бы кое-что раньше, возможно, не было бы трагического финала.
«Он всё отдал бы теперь, если бы хоть в одном легком этой девушки не слышались проклятые хрипы! Ему и ей так хотелось жить! Для них взошло солнце, и они ожидали дня… Но не спасло солнце от мрака и… не цвести цветам поздней осенью!
Княжна Маруся умерла, не прожив в Южной Франции и трех дней…»
Безмерно
А несчастной, столько выстрадавшей Марусе какая судьба была бы уготована – только любовницы?
Всё поздно – и ничего уже не поделать. И никто, кроме погнавшегося за шестьюдесятью тысячами Топоркова, в том не виноват…
А после смерти возлюбленной доктор взял к себе в дом беспутного брата её. «Егорушкин подбородок напоминает ему подбородок Маруси, и за это позволяет он Егорушке прокучивать свои пятирублевки».
Абсурд полнейший – пристроил бы лучше к делу какому- нибудь! Сначала, никого и ничего кругом не видя, устремляется доктор к деньгам, а после, не глядя, расточает не известно на что заработанное ради памяти об утерянной по его же вине любви. И сколько так продолжаться сможет?! …
Конец ознакомительного фрагмента.