На руинах Мальрока
Шрифт:
Свербит что-то в голове, покоя не дает... будто мысль какая-то наружу просится.
Твою мать! Да я уже сто раз должен был отключиться, но все еще в сознании!
Рискую скосить взгляд. Получается. И боли нет. Глаза, правда, чуть ли не со скрипом поворачиваются, но это уже мелочи.
Приоткрыл рот, разлепив спекшиеся губы. И тоже обошлось без последствий в виде болевого удара и шока.
А жизнь-то налаживается!
От такой мысли в голове начинается революция. Апатию как взрывом смело: мозг закипел. Столько всего в нем, что не знаю, за что хвататься. Старые, полузабытые
Господи! Время идет, а я валяюсь на лежанке! Еще и отупел в этом параличе! Давно я тут бревно изображаю?! Судя по паутине, не меньше ста лет! Хотя кто знает, местных членистоногих... может все двести...
— Эй! Тук! Дай хлебнуть... что там у тебя...
Голос хриплый, совсем не мой, и кажется таким пропитым, что обладателю наливать уже не рекомендуется.
Тук, вскочив с чурбачка, спиной врезался в опорный шест отчего шатер заходил ходуном. Попугай, естественно, сорвался с поперечины, начал носиться кругами истошно крича. Поддакивая ему, горбун охнул, затем невнятно выругался и ошеломленно спросил:
— Сэр страж?! Вы?!
— Не знаю, — честно ответил я.
— О! Вы очнулись! Я же говорил! А то тут не верили некоторые! Ой простите — в кружке пусто уже, как и во фляжке. Но для такого дела сейчас крикну Арисата, чтобы погреб дозволил открыть — наберу кувшин. Много себе позволяет этот Арисат — чтобы винца сэру стражу налить, приходится дозволения у него выпрашивать!
— Тише. Не тараторь. Вода хотя бы есть?
— Конечно есть — чай не в пустыне живем. Вон — ведро целое.
— Воды дай. Только сперва сесть помоги.
Сесть удалось. Даже более того: при желании смог бы сделать это и самостоятельно. Тело слушается, но кажется каким-то задубевшим, будто механизм несмазанный: в суставах сковывающее напряжение; "деревянность" в мышцах; головокружение подкатывает.
Вода очень холодная — не похоже, что из реки набирали. Хотя может зима уже наступила, а я не знаю. Но надеюсь нет — уж лучше думать, что колодец, наконец, почистили.
Зеленому надоело носиться по шатру. Приземлившись на плечо, он внимательно покосился на кружку, разочарованно вздохнул и поприветствовал:
— Ну здравствуй.
— И тебе здоровья.
— Ты выглядишь как из могилы вырытый. Вина хочешь?
— Ох не искушай. Тук: долго я здесь провалялся?
— А мне откуда знать?! Я что — считал?! Но немало...
— Неделя уже прошла? Две? Три?
— Да больше: уж осень наступила, а вы все без памяти.
— Понятно... Как все закончилось? После того как я отключился?
— А хорошо все закончилось. Я уж тогда думал, что все — конец пришел сэру стражу. Нечистый меч к горлу вашему приставил, а вы без сознания лежали, на спине. И вдруг раз: и на ноги вскочили. А потом два: и Альрик стоит уже без головы. Ну а потом три, и вы оба падаете. Только он совсем упал, а вы нет — дышали еле-еле.
— А зрители что?
— Какие такие зрители?
— Люди Альрика.
—
— Ведьма? Я хочу на нее посмотреть. И поговорить.
— А чего там смотреть?! А уж говорить и вовсе смешно — косточки от нее остались обгорелые.
— Не понял?
— Чего непонятного? Сожгли мы ее.
— Как сожгли?
— Ну как всех сжигают: к столбу привязали, и дровами обложили. Она же ведьма.
— Мило...
— Потом еще Скрипа сожгли, когда поймали. Он в лес ушел с частью шайки Альрика, гадости разные замышлял, наверное. Да только ребята Рыжей его выследили и Дирбза привели. А тот долго не разбирался: кто сопротивлялся, тех порубили на месте, а остальных на дрова усадили. Епископ тогда говорил, что Скрип колдун. Да никто и не спорил: какая разница, кто он — все равно жечь таких надо.
— Я, похоже, много пропустил...
— А то! Ой! Чего это я болтаю с вами! Надо сказать народу, что радость у нас! Очнулись! И Трею надо пнуть, чтобы не бульоном пичкала, а что-нибудь серьезное организовала. Жевать-то сумеете?
— Наверное...
Горбун выскочил из шатра, а я остался. Так и сидел, бездумно глядя на стену, собирая в одну кучу разбегающиеся мысли.
Но недолго я пребывал в одиночестве — полог колыхнулся, в шатер вошел...
Коротышка! Убийца! Тот самый душитель! А я сейчас беспомощен, будто котенок новорожденный: оружия нет; тело с трудом слушается.
Коротышка, покосившись исподлобья, сально ухмыльнулся и гнусавым голосом произнес:
— Стало быть выздоровели? Это дело хорошее, ведь я десяток медяков поставил на то, что выкарабкаетесь. В выигрыше, получается, остался.
В голове созрел отчаянный план: откинуться назад, перевернуть лежанку на себя и орать при этом во все горло. Вокруг полно людей — помощь придет быстро и, возможно, душитель не успеет меня достать.
Тот, не обращая более на меня внимания, поднял остывшую жаровню, насвистывая под нос примитивную мелодию вышел из шатра, оставив меня в несколько ошарашенном состоянии.
Я ждал всякое: что он накинет удавку и завершит начатое; достанет кинжал и прирежет; прикончит меня каким-нибудь другим, возможно изощренно-жестоким способом. То, что душитель просто уйдет, я не ожидал.
А жаровня-то ему для чего?! Плохие ассоциации в голову лезут... Пытать меня собрался, что ли?.. Может, пока я бревном валялся, здесь переворот произошел, и власть поменялась?!
Вряд ли... Скорее всего я не очнулся, а в бреду валяюсь... мерещится всякое. Возможно и того хуже: с ума сошел — мозг не выдержал обрушившейся лавины информации. Хотя, если не ошибаюсь, псих никогда не признает себя психом. Но в каждом правиле есть исключения, а я уже в стольких правилах им являюсь, что одним больше — разница незаметна.