На руинах времени | Том II
Шрифт:
– Ты был предателем! – отрезала Дарья.
– Ну а теперь я привел вашего бога, и он вместе с драконом наладит все наши дела. А между делом, пока мы тут стоим, эльфы захватывают все новые и новые места скопления людей, – поторопил Дарью Лар.
Дарья холодно повернулась к вошедшим спиной, давая понять, что не в восторге от встречи, и делает это только ради глобальной цели.
– Следуйте за мной.
– Э! А со мной поздороваться? – возмущенно и саркастически заметила Света.
– Ты опоздала! Поздороваюсь, когда вновь увижу всех тех, кого по вашей медлительности напичкали стрелами, –
– Ну ты же знаешь, как резать вены, правильно? – улыбнулась Светлана.
Дарья повернулась, со злобой неприкаянной души заглянула в холодные глаза Светы и указала пальцем на подбородок дракона снизу вверх.
– Если бы ты не была нашей последней надеждой, я бы с тобой не разговаривала вообще.
– Ну вот видишь, как беды сближают людей! – хищно улыбнулась Света.
– Людей и нелюдей, – поправила Дарья, надеясь уколоть замечанием.
Но Лар, к примеру, получал от этого диалога искреннее удовольствие. Подумаешь, ему были не рады. После реалий ада такое отношение было патокой на его темную душу.
– Это, между прочим, расизм. Ну, или национализм по видовому принципу, – заметил демон.
– Если бы не она, всего этого бы не было, – на выдохе сообщила Дарья и продолжила вести нас вглубь бесконечных коридоров института.
Я топал своими четырьмя ножками в материальном виде, не успевая за счет своего размера, ведь я не доставал даже до тазобедренного сустава человека. В сознании мельтешили мысли и складывались в картинки. Ум решал внутренние задачки, пока тело старалось поспеть за двуногими быстроходами.
«А и правда, почему эльфы именно сейчас начали эту бешенную охоту на Свету? Почему нельзя было забрать её, когда она была яйцом? Если кто-то позвал ушастых тварей, их предводителя, и бога – огненного дракона – то между мирами действительно не стоит вышек мобильных операторов, как давеча правильно сказала Света. Не раньше, не позже. Почему сейчас?»
И я, кажется, догадывался почему. Я попытался телепатировать Дарье, желая как-то успокоить бойца института. Но особенностью пространства, в котором мы находились, была эфирная тишина, сквозь которую нельзя было пользоваться сенсорным базисом.
Наконец мы пришли, чему я был несказанно рад, потому что все четыре ноги у меня уже онемели от постоянного темпа. В актовом зале собрались люди. Их было очень, очень много: штурмовики, маги, экстрасенсы, экономисты, аналитики. Мы вошли, и аудитория затихла. Они видели светловолосую девушку с мечами за спиной – такими же мечами их рубили эльфы. Они увидели давно умершего агента Флэя, прослывшего изменником. И меня на четырех ножках – существо явно демонического характера.
Я узнал Бориса, Лику и многих, многих, многих. Архивы создателя распаковывались по мере наращивания мощностей осьминожьего мозга.
Дарья шла к трибуне, находящейся на метровом возвышении, то есть на высоте всего моего роста. Белоснежный зал украшало бежевое полотно, размером на всю стену. Полотно располагалось за местом оратора, и на нем красовалась вышивка с изображением серебреного щита и меча, на щите же была вышита прямая пентаграмма. Это был не просто символ. Щит олицетворял защиту всего живого от любого врага. Меч означал
Для собравшихся институт был больше, чем жизнь. Институт был больше, чем любой другой техно-оккультный орден. Институт был последним профсоюзом у угнетенных душ Землян на территории бывшего СНГ.
Проходя мимо Бориса, я помахал ему щупальцем. Простоватый спортсмен-рубака даже не понял, что я его узнал. Рука штурмовика с хрустом сжала рукоять катаны. Катаны, которую создатель передал ему через Смерть и время. Которой по плану создателя юный Борис не мог не порезаться во время тренировок. Порезаться и отравиться октаканом, чтобы получить редкий дар эфирного иммунитета, чтобы в свою очередь, не ведая страха перед демоническими ловушками, защищать Лику, ту, которую создатель любил сквозь все свои и все её жизни. Лику, которая почти не изменилась. Она была ровно такой, какой он помнил ее в картинках, оставленных в моей памяти, за исключением легкого налета времени.
Продвигаясь к трибуне, я разгадал и понял, почему бумага, на которой Артаин написал послание ячейке института, была 1941 года. Так Артур намекал душам фаэтонян на расплату за их грехи на службе демонических режимов в составе других мистических орденов. Я понял, что в попытке построить правильное, с точки зрения реинкарнационного неравенства, общества, фаэтоняне часто воевали не на стороне добра. И что божество, которое мой создатель принес сквозь все времена, нарушило равновесие добра и зла. Именно поэтому, когда осколок Ра начал уничтожать верховных демонов, равновесие дрогнуло. В мир ворвались эльфы как антагонисты. Именно поэтому теперь все мы искупаем свою карму. Уверенная в себе и жестокая Светлана, она же хладнокровный снайпер фаэтона; демон Флэй, он же самодовольный и горделивый командир ЛарНолий – все мы искупаем свою судьбу. И даже я, тот, кто получил сознание недавно вследствие эфирного конструирования. Даже я получил в наследие пятно людей цивилизации Ра.
Я вдруг понял, что Ра не лучше Люцифера. Что эта война будет бесконечной, пока их души фаэтонян не расщепятся на сотни кусков, кусков неспособных или нежелающих воевать со всем миром.
Я замер. Светлана же среагировала и обернулась, не понимая, почему я остановился.
– Пойдем. Нам еще драть зад красному дракону, – прошептала она снисходительно, присаживаясь на корточки передо мной под удивленные взгляды живого коридора из сотрудников института.
– Ты боишься? – спросила она, и это была отсылка к тому, как Одиннадцатая настраивала костюм Каю на каких-то далеких спортивных стартах.
Кай-Клавий в моей душе должен был сказать, что ничего и никогда не боится, и сделать шаг к трибуне. Но я не был Кай-Клавием. Не был Мамаяктли Ра. Я не был рожден, чтобы убивать, я был создан, чтобы думать и анализировать. И да, я боялся. Я боялся, что сознание Ра поглотит меня, и меня вновь понесет по войнам сквозь время и пространство.
– Пойдём?
Света аккуратно взяла меня за верхний щупалец и мягко повела к сцене.
– Похоже, он не очень желает обретать сознание коллективной души института? – недоверчиво спросила Дарья уже со сцены.