На румбе — Полярная звезда
Шрифт:
И не надо слов и заверений. Всем понятно, что это идет юнга.
Мы спали и видели бескозырки с настоящими лентами — и самым изобретательным и нетерпеливым правдами и неправдами удавалось раздобыть ленты, на которых гордо сверкали имена прославленных кораблей флота: «Аврора», «Октябрьская революция», «Марат». Когда мы выходили в город в увольнение, то надевали их поверх штатных. Удалось и мне достать красивую ленту с надписью: «Морпогранохрана НКВД». Лента была длинная, и это вызывало у меня особую гордость.
УЧЕБНЫЙ
Вот уже неделю только и разговоров было, что о выходе в море. Поход на учебном корабле «Правда» предстоял невеликий: Баку — Махачкала — Баку. Но для нас это было событие. Ночь перед отплытием спал плохо. Поход! Это не то, что прогуляться на теплоходе по Черному морю с мамой из Батуми и Сочи в комфортабельной каюте. Здесь нам предстояло быть не пассажирами, а членами экипажа.
Накануне нам — Володьке Бокову, Сереге Крупину и мне — уже посчастливилось побывать на корабле. Мы доставили туда кое-какое имущество. Затаив дыхание, поднялись по трапу на палубу корабля, подчеркнуто лихо отдали честь военно-морскому флагу.
— Подождите, ребята, — сказал нам вахтенный у трапа. — Я сейчас вызову боцмана, он разберется с вами.
Боцман не замедлил появиться. Это был невысокий, широкоплечий главный старшина. Лицо немного рябоватое, глаза пристальные и даже какие-то въедливые, вроде бы он насквозь хотел просмотреть.
Володька Боков, он был за старшего, выскочил вперед и, смешно выпятив тощую грудь, отрапортовал:
— Товарищ главный старшина, мы привезли имущество.
— Та-а-а-к, — протянул боцман. Он оглядел наши хлипкие фигуры, новую робу, которая сидела на нас колом, обидные бантики на бескозырках и, вздохнув, сказал:
— Да-а, перевелись на флоте богатыри.
Мы скромно потупили взоры, понимая, что это, увы, так и есть. И никакие мы еще не моряки.
— И все у вас такие? — поинтересовался боцман.
— Никак нет, — отчеканил Серега. — Есть и помельче.
— Вот как? — поразился боцман. — Значит, еще помельче есть. А вы — это наиболее крупные, что ли?
— Да… почти.
Сережино «почти» сводило на нет его гордое «да». Боцман усмехнулся:
— Ну что ж, юнги, спасибо за имущество, до встречи. Рассыльный, — обратился он к молодому матросу с красной повязкой на рукаве, — проведите этих юношей по кораблю и доставьте вниз, к машине. Особенно не задерживайте, их ждут.
— Есть, товарищ главный старшина! — щелкнул каблуками матрос.
— И много вас будет, орлы?- — повернулся к нам рассыльный.
— Да человек, наверно, восемьдесят, — ответил Серега.
— Ого, в кормовом кубрике тесновато будет. Ну да ладно, вы маленькие, вместитесь, — рассыльный рассмеялся собственной шутке. — И кстати. Меня зовут Василий Князев, я штурманский электрик. Ну, мы еще познакомимся поближе. А сейчас, братва, айда за мной.
Вид у Василия Князева был очень деловой. Он явно наслаждался своей ролью.
В течение десяти минут он почти бегом провел нас по всему кораблю,
— Это шкафут, дальше полубак. Вот брашпиль… якорное устройство, грузовая стрела…
И хоть ничего сверхъестественного на корабле не было, мы шли за Князевым как завороженные, потрясенные огромностью корабля, его сложностью и значительностью. Вспомнились слова командира роты: «За время похода вы должны будете досконально изучить корабль». «Да тут на всю жизнь хватит изучать», — думали мы. И, словно угадав наши мысли, Князев сказал:
— Корабль сложен по устройству, но мы, опытные моряки, поможем вам разобраться во всем.
— Товарищ матрос Василий Князев, — обратился к нему Серега, — а боцман — он очень строгий?
— У-у-у, — прогудел Князев, — боцман серьезный мужик. Моряк настоящий. К тому же человек геройский. Впрочем, скоро сами узнаете это…
В школе мы ходили именинниками и с независимым видом делились впечатлениями о корабле, как бы между прочим упоминая его размеры, осадку, водоизмещение и другие данные.
Товарищи здорово нас зауважали, и только скептик Боб Савкин сказал с деланным равнодушием:
— Маловат корабль-то. Я думал больше будет…
Утром на корабль шли строем, с песней. В нашей роте был лучший запевала в школе. Валька Таганов. Старшина роты Яшумов, лишь только вытянулись мы из ворот, тотчас же дал команду:
— Таганов, запевай.
Валька солидно прокашлялся и затянул:
Якорь поднят, вымпел алый Плещет на флагштоке, Краснофлотец, крепкий малый, В рейс идет далекий.В восемьдесят мальчишеских голосов рота грянула:
Э-эх, краснофлотец, крепкий малый, В рейс идет далекий.Прохожие останавливались и, улыбаясь, смотрели в нашу сторону, а малышня валом валила за строем. В перерывах между песнями впереди идущий, барабанщик Васька Зацветаев, лихо рассыпал барабанную дробь.
Хорошо идти под барабан. Нога так сама и печатает шаг. А всем строем — так и вообще внушительно получается. А песня какая! Настоящая моряцкая!
А в открытке из Сиднея Напишу две строчки: «Неба южного синее Глаз твоих цветочки».Очень мы любили эту песню. А еще любили: «Ты, моряк, красивый сам собою. Тебе от роду двадцать лет…»
Старший роты Яшумов сиял, как надраенный бачок. В эту минуту он гордился нами, своими воспитанниками.
На подходе к пирсу нас встречал командир роты, огромный, уже пожилой и сухопарый мужчина. Увидев его, Яшумов громко скомандовал:
— Строевым!