На самом краю леса
Шрифт:
Люди речной долины богатели, плодились и строились быстрее, чем умирали. Поэтому город еще в незапамятное время охватил приют покойников в цепкое кольцо, расползся во все стороны тесными рядами домов, оставив в своем чреве обширную зелено-серую – в зависимости от времени года – проплешину за неглубоким рвом, над которым нависала хилая решетка. Я без труда ее одолел, сделал шаг и остановился. Из глубины разросшихся кустов на меня пахнуло маслянистым, густым мраком.
Место, что и говорить, не самое приятное. Но хотелось отомстить себе за проявленную давеча трусость. К тому же бояться мертвых выходило не с руки: живые, как обычно, оказывались страшнее. Стараясь не провалиться в свежевырытую яму, я споро преодолел полкладбища и почти в самом центре наткнулся на
Голова всадника была отбита и лежала в стороне, на земле. Наверно, мальчишки напроказничали. Или молния. Я перелез через низкую ограду и, ни о чем не думая, приставил голову обратно. Сначала получилось косо, потом я нашел нужное положение, и гордый нос покойника уставился ввысь. Но без толку – голова стояла нетвердо. Я присмотрелся. Из шеи торчал короткий штырь с неровной поверхностью. Плохая работа – наверно, металл треснул при обработке. Закрепить вручную было нельзя. Требовались раствор да известь. Иначе первый же порыв ветра навсегда обезглавит мертвеца. Так еще можно поправить, а разлетись камень на куски? Я помедлил, снова взялся за шершавые уши, снял голову со штыря и положил ее у подножья монумента. Пусть родственники заботятся о ремонте. Я подумал об усопшем. В общем, он сам был во всем виноват.
Дальнейший путь прошел без приключений. Недалеко от дворца я подошел к чистильщику сапог, и он быстро обмахнул от пыли мое платье и обувь. Вход в здание был ярко освещен. Обо мне доложили. Приятель меня ждал и был радушен. Явно гордился собой и новой должностью, но без снисходительности к не столь преуспевшему товарищу. Это мне понравилось. Затем он признался, что почти никому в городе пока не представлен, и дал понять, что рассчитывает на мою помощь. Я в ответ нарисовал несколько едких характеристик тех почтенных горожан, с которыми мне доводилось сталкиваться, а он, в свою очередь, рассказал последние столичные новости. Жаркое было отменного качества. Мы вволю повеселились. Я почти забыл о том, что меня ожидает.
К концу встречи приятель посерьезнел. «Знаешь, – сказал он, когда мы уже сидели в креслах, – перед назначением мне дал аудиенцию Его Величество, – я привстал и наклонил голову в знак уважения. Приятель сделал паузу и собственноручно подлил вина, сначала мне, потом себе. – Понимаешь, – он в поисках нужных слов перебирал пальцами, – Его Величество, в некотором смысле, встревожен рядом, как бы это сказать, неблаговидных тенденций, назовем их так, внутреннего свойства. В последнее время поведение отдельных кабальеро позорит все наше сословие. Пусть их немного, но вред, который они наносят… К сожалению, почти все из хороших семей, отпрыски заслуженных родителей. Кое-кто круглые сутки дебоширит, не вылезает из театров да питейных заведений, другие нагло увиливают от военной службы, третьи, страшно сказать, промышляют грабежом. Да-да, на днях в столице был один вопиющий, прямо-таки невероятный случай, расскажу тебе как-нибудь… Но хуже всех те, кто действует исподтишка, разнося миазмы, занесенные к нам из иных земель. Так называемые любомудры, которые осмеливаются вольнодумствовать самым что ни на есть злокачественным образом, – он неожиданно повысил задрожавший от неподдельного негодования голос, и я понял, что государственная карьера ему удалась не случайно. – Я бы сказал, их род поведения преступен вдвойне, они не только нарушают законы и вносят порчу во нравы, но и смущают нетвердые умы, соблазняют своими постыдными делами свежую поросль отечественного юношества. Не исключено, что некоторые, особо злостные, тайно помышляют о том, чтобы нанести урон самой церкви. И даже если не так, порочная суть их действий от этого не меняется», – он перевел дух и отпил из инкрустированного кубка, кажется, миланской работы.
Я машинально перекрестился – такой поворот разговора для меня оказался неожиданным. Но самое поразительное было впереди. «Признаюсь, – наклонился он ко мне, – Его Величество тонко намекнул на необходимость провести у вас, – он ткнул пальцем в пол, – показательную
В мгновение ока мне все стало ясно. Стараясь не выдать охватившего меня возбуждения, я припал к бокалу. Значит, вот оно что. Исчезновение… В интересах «могучих сил». Беспристрастное следствие. На много лет. Все знают, где ты, но никто никогда не вспомнит, не поможет. Позор семье, поношение роду. И сразу выскочила другая мысль: неужели он меня предупреждает? Напрямую, без экивоков. Вот это да! С какой такой надобности? Ведь у нас не было близких отношений даже во времена студенчества. Такое благородство – не может быть! Истинно рыцарский поступок. Невероятно!
Действительно, этого быть не могло. Спустя мгновение я понял, в чем дело. Ни о каком рыцарстве или студенческом братстве речь не шла. Моего приятеля просто распирало от важности полученной миссии. Он хотел похвастаться, пощекотать свое тщеславие. Почему выбрал меня? Случайно. Или… Тогда, в университете, я успевал лучше многих, почти всех. Наверно, он завидовал, хотя не помню в точности – не обращал внимания. Теперь же бывший соученик имел возможность продемонстрировать достижения, куда более значимые, чем отметки по римскому праву.
Конечно, скрыть, насколько я был ошеломлен, не удалось. Не знаю, выгнулись ли брови, зашевелились волосы на макушке или я всего-навсего позабыл закрыть рот? Но собеседник воспринял изумленное выражение моего лица, как немой вопрос. В соответствии с его ожиданиями, именно так я и должен был отреагировать на сообщенную новость. Нечего и говорить, что мое исполнение прошло на «ура». Хозяин вечера был полностью удовлетворен. Маленький спектакль, который он предвкушал, трясясь в казенной карете, удался на славу Лучший подарок актера зрителю – это искренность, даже неверно истолкованная. Мне казалось, я слышу, как автор постановки сам себе аплодирует.
Внешность приятеля стремительно изменилась. Он на глазах раздался в плечах и плотно заполнил недавно еще столь вместительное кресло. И, с минуту потешившись произведенным впечатлением, добавил, что на следующий день местная инквизиция должна представить ему для ознакомления список лиц, рекомендованных к неспешному следствию. Значит, завтра. В крайнем случае, послезавтра.
Скажу по правде, я был настолько малодушен, что у меня мелькнула мысль просить его о защите. Мою честь спасла лишь поспешность хозяина. «Да-с, все шалопуты получат по заслугам, – провозгласил он, не дожидаясь ответа, и с шумом поставил опорожненный кубок на подставку, инкрустированную мавританскими узорами. – Наш девиз – строгость и справедливость!» – тут я сумел побороть свой страх. После такого позора можно не жить. Нет, только не это.
Когда, пошатываясь от новостей и немного от выпитого, я вышел из дворцовых дверей, то увидел своего неразлучного спутника, сидевшего на самой нижней ступени и делавшего вид, что спит. «А, сеньор, доброй ночи!» – он метнулся ко мне. Значит, промелькнуло в голове, ему наказали не отходить от меня ни на шаг, чтобы в последний момент не упустить. Плохо дело. Но я уже достаточно овладел собой и сухо бросил: «Пойдем», – после чего сразу же, не оглядываясь, зашагал по улице. Он едва успел запалить факел у привратника.