На семи ветрах

Попова Анна Сергеевна

Приглушённо горят подвески, люстра спит в благородном блеске, восковая плывёт капель… Попечительские финансы. В Рождество непременно танцы, снежный вальс и царица-ель. Эти девочки, их причёски… на глазах неумело – блёстки, впрочем, ладно уж раз в году. Грациозны, смешны, наивны. В холле звонкое пианино верит в девичью ерунду…

Я – изящных искусств палитра, я уверенный глас арбитра, эталон, идеал поэм. Я – пейзажи в парадном холле (то презент знаменитой школе знаменитого мэтра N).

Я – газонный сорняк с обочин, я последний чернорабочий. Я вмешаюсь, искореню – всё, что лезет штришком, нюансом, глухо звякает диссонансом… от портьеры и до меню.

Я – моложе тебя годами.

Где я, кто я, лишь твой фундамент, да глаза твои – зеркала. Вот я глажу твои перила… Вот я всё тебе подарила… Даже то, что не обрела. Дома – радости всей округи, званья матери и супруги, пошлой скатерти кружевной. В сонме ангелов или вредин, прикативших сюда в карете, есть любые, но нет одной…

Гости. Выспренняя беседа. Жёсткость памяти и корсета. Да, столовая недурна. Посетите оранжерею. Сердце. Душно. Я не жалею. Я не женщина, а стена, камень, плитки, панели, крыша, статуэтки в уютных нишах, запах глаженого белья. Утро чёткое, занятое.

Поздно спрашивать: кто ты, кто я. Ты отныне – всё больше я.

Андрей

Возвращение к себе

И снова пауза в словах,невыносимое затишье… Живёшь, испытывая страх,шагов судьбы своей не слыша. А где-то шёпот, где-то крик!Ты к звукам глух и безучастен.Разочарованный старик,поверь, ты попросту несчастен. Увидь судьбу свою, услышь –сквозь толщу стен и плёнку окон,сквозь герметичность плит и крыш,сквозь безразличья плотный кокон. Непроницаемый барьер!Как можешь требовать ответа?Ты, отгороженный от светатяжёлым пологом портьер… Попробуй воздуха глотоквпустить в промозглое жилище.Преобразится закуток,и атмосфера станет чище. И шторы прочь – да будет свет!Ещё – цветов на подоконник!Невыносимый ипохондрик,прими мой дружеский совет. Живи – светло! Дыши – легкои непременно полной грудью!Грусти – пусть в горле будет ком, –но непременно светлой грустью! Благодари за всё и вся.Рисковым будь и будь раскован.Куда б ни привела стезя,расплачивайся добрым словом. Не спи. Гляди по сторонам,открой себя, доверься миру.А если мир трещит по швам,не проходи бесстрастно мимо!

Анна

Аллегро

Я освоюсь, я когда-нибудь освоюсь, отторженье и отчаянье минуя…

Мне всё время отчего-то снился поезд: объявление «стоянка три минуты», я бегу… я время жадное прессую, на табло мигает ужас полудрёмы, по коленям бьют объёмистые сумки, сердце бешено колотится о рёбра, и лицо моё распаренно лоснится… вот билет! – секунды-осы так и жалят, но суровая стервоза проводница обрубает: не успела, отъезжаем…

Я

привыкла гнать весёлые аккорды, чтобы всё кругом искрило и горело. Ставить личные и всякие рекорды в темпе драйва, напряженья и аллегро…

В голове несвязный гул большого хора. Планы брошены, проекты лесом вышли. Я теперь – велосипедик тихоходный. Тут быстрее не бывает и не выжмешь. В заторможенном реале обживаюсь. Засыпаю над нетронутой тарелкой. Чай глотаю не спеша, не обжигаясь и не чувствуя себя секундной стрелкой. Нынче в планах – и таблетки, и тонометр, и неспешные прогулки, вот умора… А иначе ведь тебя не остановишь: так и сгинешь на бегу, неугомонной…

Только чтоб его… не отпускает, снится: дико хочется не так бы, и не там бы, рыжекосая девчонка проводница – ну, скорее! – чуть не втаскивает в тамбур, дачки, яблони в закате недоспелом, рельсы-шпалы, огородики-крылечки. И отчаянно драйвовое «успела!»

И колёса, и аллегро… до конечной…

Анна

Последователь

В комнате-музее чисто-чисто, от стола к софе размечен путь. Это что ж должно было случиться, чтобы так себя перечеркнуть,

чтоб о Нём и под Него готовый жить и петь, ты сути не сберёг? Чтоб косой размашистый автограф – перерезал сердце поперёк, чтоб творить шаблонно и картонно, как маньяк, вгрызаясь в чуждый стиль,

чтоб до ноты знать, до обертона – всё, что Тот на волю отпустил…

Чтобы от восторженного писка заходилось всё нутро твоё, чтоб искать корявые записки, ручки, скрепки, чуть ли не бельё…

Утолять неутолимый голод. Напоказ остаться без семьи. Подчинить великому Другому суть свою и помыслы свои.

Будто по касательной прошёл Он. Ненароком жизнь свою внушил. Не вместить тебе – Его, Большого, в рамочки обманутой души. Но теперь, задумавшись о чём-то, с фотографий, прямо сквозь стекло, Он ударит яростно и чётко. Он прикажет гневно и светло –

взвиться над потерянным собою

маленькому, съёженному «я»:

– У меня была своя свобода.

И теперь мне не нужна твоя.

– С юморком!

Анна

Алкогольная поэзия

Люди пишут: мол, просить у музы – тщетно!.. Но как выпил – так поэма в полтетрадки!

Что же делать? – я непьющая вообще-то. И от этого с поэзией накладки.

Ленка с Танькой поддержали:

– Ну конечно!! Пить не можешь – так в поэзию не суйся! Ты забыла, детка: истина в вине же, хоть у Блока, значит, поинтересуйся…

– А нельзя ли газировку или квасик?

– Ты наивное дитя, но чтоб настолько… Хоть вино себе купи, а хоть пивасик, хоть ликёр, а хоть вишнёвую настойку!

Я зашторила окно, слегка косея, потихонечку мускатным солнцем греясь. В голове раскрепощённость и веселье, мутно-сладкая, раскованная прелесть…

Надо жить – как танцевать на кромках лезвий! А не дохнуть здесь нелепо и паршиво! Как отчаянно бесстрашный путник лезет к ледяным, хрустально солнечным вершинам…

На Серёгу не могла я наглядеться, собачонкой, значит, под ноги кидалась!.. Как же хочется в ромашковое детство – ни альфонсов, ни измен и ни предательств!

Чтобы песенки играли на пластинке! (Я реву… и что-то взвизгиваю матом…). Как же хочется мне яблочной пастилки – с упоительным, уютным ароматом…

Как же нагло подставляли, как же врали – в мире злобном, отвратительном и склизком! Сколько можно наступать на те же грабли и считаться ненормальной альтруисткой?!

… Утро жалобно мерцает спецэффектом… издевается и голову морочит… На изорванной, закапанной салфетке – гениальные, пронзительные строчки: