На шхерахъ
Шрифт:
— Добрые люди, — началъ онъ. Потомъ снова остановился въ легкомъ смущеніи, не зная съ чего начать, какими словами говорить, такъ какъ каждое выраженіе требовало объясненія, предполагавшаго запасъ свдній, которыхъ, въ дйствительности, ни у кого не было. Въ эту минуту, когда ему стало такъ ясно, какая пропасть лежитъ между нимъ и этими людьми, онъ вдругъ услышалъ шумъ шаговъ, обернулся и увидлъ человка, по наружности напоминавшаго отставного моряка среднихъ лтъ.
Этотъ человкъ приподнялъ круглую поярковую шляпу и сначала, повидимому, смутился; подойдя ближе, онъ выпрямился и хотлъ что-то
— Вы, можетъ быть, тотъ проповдникъ, котораго мы ожидаемъ?
— Да, это я, — отвтилъ вновь пришедшій.
— Можетъ быть, вы будете такъ добры сказать нсколько словъ этимъ людямъ: они нсколько взволнованы явленіемъ природы, котораго они не хотятъ себ объяснить, и которое въ настоящій моментъ я не могу имъ растолковать, — сказалъ Боргъ, стараясь выйти изъ ложнаго положенія.
Проповдникъ тотчасъ согласился. Онъ провелъ рукой по своей длинной бород и вынулъ изъ кармана библію.
Когда люди увидли черную книгу, по толп прошло движеніе, и вс одинъ за другимъ обнажили головы.
Проповдникъ перевернулъ нсколько страницъ и остановился; потомъ откашлялся и началъ читать:
— "И когда онъ снялъ шестую печать, я взглянулъ, и вотъ произошло великое землетрясеніе, и солнце стало мрачно, какъ власяница, и луна сдлалась, какъ кровь; и звзды небесныя пали на землю, Бакъ смоковница, потрясаемая сильнымъ втромъ, роняетъ незрлыя смоквы свои; и небо скрылось, свившись, какъ свитокъ; и всякая гора и островъ сдвинулись со своихъ мстъ; и цари земные и вельможи, и богатые, и тысяченачальники, и сильные, и всякій рабъ, и всякій свободный скрылись въ пещеры и въ ущелья горъ; и говорятъ горамъ и камнямъ: падите на насъ и сокройте насъ отъ лица Сидящаго на престол и отъ гнва Агнца; ибо пришелъ великій день гнва Его, и кто можетъ устоять!"
Боргъ увидлъ, что дло стало еще хуже, и почти насильно увлекъ двушку прочь отъ этого опаснаго общества. Онъ привелъ ее на берегъ и старался, объясняя явленіе, показать, что это вовсе не луна, откуда-то съ неба упавшая, а итальянскій ландшафтъ, который онъ общалъ ей ко дню ея рожденія.
Но было уже поздно: въ представленіи двушки явленіе оставалось въ томъ же первоначальномъ вид, и волнующее изложеніе проповдника еще боле укрпляло очарованіе. Боргъ игралъ силами природы, призывалъ врага къ себ на помощь, и вотъ вс перешли на сторону его врага, и онъ остался одинъ.
Взоры Маріи все еще были обращены къ проповднику, и инспекторъ попытался обратиться за содйствіемъ къ матери. Онъ сказалъ ей тихо:
— Помогите намъ выйти изъ этого положенія. Подемте съ нами на шхеру, и вы увидите, что все это шутка, сюрпризъ ко дню рожденія.
— Я не могу судить объ этихъ вещахъ, — сказала совтница, — и не хочу. Мн только кажется — вамъ слдовало бы поскоре пожениться.
Это былъ трезвый и прозаическій совтъ, но въ устахъ этой старой женщины, которая сама была матерью, онъ звучалъ такъ умно, что былъ въ пору его, острому уму, хотя объясненіе и казалось слишкомъ простымъ. Однако, онъ тотчасъ подошелъ въ двушк, обнялъ ее, посмотрлъ на нее съ улыбкой, которую она должна была понять, и поцловалъ ее прямо въ губы.
Въ то же мгновеніе двушка какъ будто освободилась отъ чаръ стоявшаго на гор проповдника,
— Благодарю тебя, — прошептала она, обмнявшись съ нимъ взглядомъ. — Спасибо теб, что ты меня — какъ это сказать...
— Освободилъ отъ власти горнаго духа, — докончилъ Боргъ.
— Да, отъ власти горнаго духа.
И она обернулась, желая посмотрть, какой опасности она избжала.
— Не оглядывайся, — предостерегающе крикнулъ Боргъ и увелъ Марію въ домъ. А втеръ донесъ до него еще нсколько отрывочныхъ словъ проповдника.
Глава девятая
Однажды утромъ, недлю спустя, инспекторъ проснулся, хорошо выспавшись, и его первой ясной мыслью было то, что онъ долженъ ухать съ этого острова, безразлично куда, лишь бы быть одному, чтобы очнуться, найти самого себя. Прибытіе проповдника оказало должное дйствіе: народъ удалось "припугнуть". Шумъ и брань прекратились. Однако, съ другой стороны, Боргъ не могъ радоваться вновь обртенному миру, такъ какъ возбужденіе, не покидавшее его невсту, не позволяло ему оставлять ее ни на минуту.
Онъ былъ съ ней съ утра до вечера и самымъ настоящимъ образомъ стерегъ ее. Все время безконечными разговорами о религіи онъ пытался освободить ее отъ дйствія увлекательныхъ рчей проповдника. Теперь ему приходилось начинать снова всю ту борьбу, которую онъ велъ въ молодости. Съ того времени были найдены новые доводы, и ему приходилось всю защиту пересматривать заново. Онъ импровизировалъ психологическія объясненія понятія о Бог, религіи, чуд, вчности, молитв, и ему казалось, что двушка его понимаетъ.
Однако, три дня спустя, онъ замтилъ, что онъ стоитъ на томъ же мст, что это область чувства, совершенно недоступная разсудку. Тогда онъ оставилъ все это, стараясь занять ее любовными темами, чтобы новыми чувственными мотивами вытснить старый.
Но и это осталось безъ результата. Разговоръ о томъ, что ожидаетъ ихъ впереди, только возбуждалъ чувственную сторону ея натуры. Онъ скоро увидлъ, что между религіознымъ и чувственнымъ экстазомъ существуетъ тайная связь. Отъ любви къ Христу по широкому мосту любви къ ближнему она очень легко переходила къ любви по отношенію къ мужчин. Воздержаніе она связывала съ самоотреченіемъ и умерщвленіемъ плоти. Незначительная размолвка вызывала чувство виновности, которое должно требовать удовлетворенія въ радостномъ ощущеніи искупленія.
Ему приходилось прежде всего сломать эти мосты, поставить ее лицомъ къ лицу со страстью, пробудить въ ней стремленіе къ радостямъ жизни, которыя онъ рисовалъ ей въ самыхъ радужныхъ краскахъ.
Это ему удавалось, но тогда самъ онъ отступалъ въ послдній моментъ, и ею овладвало холодное разочарованіе. Онъ пытался облагородить ея чувство, навести ее на мысли о дтяхъ, о семь, но это ее пугало, и она опредленно заявляла, что не желаетъ имть дтей. Марія даже пользовалась тмъ доводомъ, который въ большомъ ходу у женщинъ извстнаго круга: она не хочетъ быть самкой, какъ онъ того хочетъ; ей вовсе не интересно вынашивать ему наслдниковъ и рождать ихъ съ опасностью для собственной жизни.