На шипах
Шрифт:
– Что ты с собой сделал? – Заржал Суббота, указывая на мои почерневшие как гуталин волосы.
– Особенности трудоустройства. – Ответил я.
– Даже в футболе нужно сохранять товарный вид. Пегас вообще особенная команда, с кучей собственных причуд. Ну, добро пожаловать, сосед.
Субботин сидел на кушетке и, отложив завернутую в газету спорт-экспресс книгу, достал из кармана пачку папирос.
– Будешь? – спросил он.
– А можно? – недоверчиво переспросил я.
– Можно, только осторожно. Главное, чтобы фашист не заметил. А то устроит сладкую жизнь. Штраф впаяет, посадит на банку, а то и максималочкуустроит, так, что мало не покажется.
– Да уж. Не хотелось бы. А ты так и не завязал? – спросил я, взяв в руки
– С курением или алкоголем?
– Да со всем.
– Завязал! – Он поднес к моему лицу зажженную спичку. – Я вообще не курю, разве только за исключением случаев, когда выпью. Да и пью только, когда волнуюсь. А поводов для волнения хоть отбавляй. Вот и приходится лезть в карман за папироской. Так что к черту правила, они и созданы для того, что бы их нарушать.
Вредные привычки сопутствовали Субботе на протяжении всей карьеры. Курево и алкоголь гирей висели на его крепкой шее, мешая триумфальному взлету. Поразительно, как такой умный и начитанный человек с философским мышлением пасовал перед выпивкой и табаком. Нас с ним роднили не только любовь к футболу и совместные игры за Торпедо, но и общие проблемы. От него тоже ушла жена. Готовая терпеть тяготы спортивных сборов, она тяжело мирилась с его запоями, а когда появились дети, ее позиции стали совершенно непреклонными и брак был расторгнут. Одиночество настолько понравилось Субботе, что он научился совмещать выпивку со спортом, но это привело к крушению иллюзий. А в свое время он был самым перспективным вратарем, на которого охотились гранды итальянского футбола. Его даже называли новым Ринатом Дасаевым, а агенты Ювентуса ринулись за ним в Ростов. А когда приехали, лишний раз убедились, что это настоящий талант. Они сами купили ему билеты и были согласны на любые условия, лишь бы подписать контракт. И, если бы не бутылка водки, выпитая им практически залпом после полученного приглашения, кто знает, может быть прямо сейчас Суббота конкурировал с Буффоном и ловил мячи Андрея Шевченко. Он просто проспал рейс и не попал на переговоры, так и оставшись в Ростове еще на несколько лет.
Я чуть не задохнулся после первой же затяжки. Папиросы«Беломорканал» оказались слишком мощными для избалованных фильтрованным куревом легких.
– Так, значит, тебя все-таки взяли. Я думал, что буду единственным ветераном. – Сказал Суббота, дождавшись окончания приступа кашля.
– Да, мне просто повезло. – Ответил я.
– Это хорошо, будет, что завтра на исповеди рассказать.
– На какой исповеди?
– На утренней. Как раз с духовником познакомишься. Отец Тихон интересный мужик.
– Не хочу я исповедоваться. – Возразил я.
– А придется. Духовник здесь второй человек после президента, а в чем-то даже и первый. Он дочку босса вылечил, а этого ни один врач не смог сделать. Он даже будущее, говорят, предсказывает. Он у нас и лекарь и психолог в одном лице. Хотя мне не помог, как болела спина, так и болит. В общем, все ему тут смотрят в рот. Пропустишь исповедь – штраф, не придешь в следующий раз – выкинут из команды. Так что готовься раскрыть душу. Хотя, на мой взгляд, наш столик с водочкой подходит для этого куда лучше.
Само слово «исповедь» вызывало в коленях дрожь. Страшно даже представить, как я, в темном холодном помещении обнажаю душевные тайники перед незнакомым бородачом, облаченным в черную рясу. Комплексы на сей счет тянулись из глубокого детства, когда я, десятилетним мальчиком, яростно болел за киевское Динамо. В целом, даже неважно откуда была команда: Москва, Тбилиси или Киев, куда важнее было то, что на груди у игроков прописной истиной красовалась буква «Д». В те времена наиболее ярко выступали именно киевляне, и всем сердцем я поддерживал их в борьбе за самый престижный европейский футбольный трофей.
Шестнадцатого марта семьдесят седьмого года я запомнил на всю жизнь. Вернулся со школы, сделал уроки, погулял с собакой, вымыл полы и даже помог маме с лепкой пельменей.
Для выхода в полуфинал динамовцы должны сотворить чудо, ведь две недели назад в Мюнхене они проиграли в один мяч. Я заплакал всю подушку, узнав результат этой встречи. Но не все потеряно, ведь теперь в ответном матче можно рассчитывать на реванш. Игра беспощадно пожирала нервы. За восемьдесят минут игрового времени я так и не соизволил забить хотя бы один гол. Голевая засуха довела меня до нервного срыва, особенно когда в середине матча Олег Блохин не сумел реализовать пенальти. «Динамо-Динамо!» – кричал я, не жалея глотки. Наши команды еще ни разу не добирались до полуфинала Кубка чемпионов, шанс поставить рекорд таял, как мартовский снег. Я с трудом сдерживал слезы, ведь за оставшиеся десять минут нужно было забить два мяча. А если еще и пропустят, то пиши пропало. Помочь Динамо могло только чудо.
Мой отец убежденный атеист приучил меня надеяться только на себя, но мама сохраняла веру и даже хранила икону на шкафу в углу комнаты. Будучи папиным сыном, я во многом подражал его взглядам и разделял скепсис к религии. Но в этот вечер, когда до конца матча оставались считанные минуты, а уши накалились как угли, я подошел к иконе и начал молиться. Просил у бога о невозможном, чтобы Динамо забило два мяча и прошло дальше. Понимая, что ничего не дается просто так, взамен поклялся пройти обряд крещения. И когда в третий раз зачитывал заклинание, громкий голос с экрана меня перебил. «Пенальти!» – произнес он, отдавая медовым привкусом. Я не верим своим глазам. Леонид Буряк встал перед мячом, готовясь к удару. «Главное не промахнись, главное не промахнись!» – шептал я, сидя на коленях перед иконой. Не промахнуться было мало, надо было еще и забить. Ведь участником дуэли был никто иной как великий Зепп Майер – опытный вратарь, собравший все медали чемпионатов мира. Годом ранее чех Паненка унизил его экстравагантным голом с одиннадцати метров и теперь любой бьющий с точки превращался в его главного врага.
Меня сжигало любопытство, решится ли Буряк пробить также хладнокровно, как и его чешский коллега. Выйдя за пределы штрафной, динамовец разогнался как ракета и мощно пробил по центру. Я с воплем взвыл в воздух.Взволнованная мама заглянула в комнату, дабы убедиться, что с сыном все в порядке. Прыгая как восторженный кузнечик, я радовался открытому счету. Переведя дух, вновь обратился к иконе. Время истекало, а надежда на чудо разгоралась еще сильнее. Голова кружилась от волнения. Очень хотелось дожить до овертайма и было бы чертовски несправедливо пропустить от Баварии после такой удачи.
Спустя несколько минут Динамо пошло в атаку и только грубым нарушением немцы остановили киевский армагедон. Штрафной удар не пенальти, но с кем черт не шутит, может и здесь повезет. Я вжался в объятия собственного шарфа, ожидая опасный удар. Мяч взмыл в воздух и ласточкой полетел к воротам. Зепп Майер сделал шаг, чтобы поймать его, но тот предпочел встретиться с головой Петра Слободяна и, отскочив от нее, всколыхнул сетку ворот. В этот момент всколыхнулась не только сетка, но и весь стадион, а вместе с ними и мое дрожащее сердце. Я перекрестился и, повернувшись к иконе, пообещал исполнить данную клятву.