На школьном дворе
Шрифт:
– Директор школы Бурундук. Это мне сказал некий Демьян – сын школьной уборщицы, который живет в одном доме с Бурундуком.
– То есть... как это он пьет? – задыхаясь, опять спросил Лыков.
– В усмерть, – бесстрастно повторила Инна. – Демьян мне сказал, что с ним спасу никакого нет, а ваша дочка не только этого не отрицала, но еще и добавила кое-что.
– Простите! Моя дочь?
– Ваша дочь Альбина Лыкова. Белобрысенькая такая, худенькая, с короткой челкой на лбу.
– Да... Она... И... и что же она вам сказала?
– Что Бурундук не только пьет, но и ведет себя как человек
– Борис Евгеньевич! Ведь Альбина знает, как все было, я же при ней всё жене рассказывал!
– А вы расскажите сейчас Инне Сергеевне, – посоветовал Глебов.
Лыков, сбиваясь от волнения, объяснил, как Ленька сам додумался ходить по углям, рассказал, что с помощью капронового чулка Бурундук спас Луизу Мокееву от злых на нее ребят.
– Странно! – пробормотала Инна. – А эта самая Мокеева сказала мне, что Бурундук – плохой человек.
Грузный Иван Карпович снова вскочил.
– Кто-о? Луиза? Ну, знаете!.. Да она на него как на бога молится, на Бурундука!
– Ничего себе помолилась, – усмехнулся Глебов. Лыков опять сел.
– Продолжайте, – сказал он усталым голосом. Инна продолжала. Она поведала о черепе на окне, о дразнильщиках в чулках на голове, которые плясали перед домом, в котором она жила, и в школьном дворе, куда она заглянула. Закончила она сообщением о том, что Чебоксаров, прославленный Лыковым с трибуны конференции, сидит сейчас в милиции, потому что залез к ней в сумочку.
Выслушав это, Иван Карпович стал тереть ладонью лоб.
– Да!.. Тут какая-то муть в голове... У меня в голове какая-то муть... Разрешите, я прилягу. – И он откинулся на спину, прикрыв тыльной частью ладони глаза.
Глебов встревожился. Он встал на колени и вынул из нагрудного кармана штормовки алюминиевый цилиндрик.
– Иван Карпович! А может, в самом деле одну таблеточку. Под язык? Как-никак сосуды расширяет.
Но завроно только коротко мыкнул и качнул головой.
Инна чувствовала себя нелепо. Слева от нее сидел на коленях переставший улыбаться секретарь райкома, по другую сторону костра в полуобморочном состоянии лежал заведующий роно.
И вдруг послышались крики:
– Едут! Едут! Возвращаются! Только что умиравший Иван Карпович поднялся с удивительной живостью.
– Пойдемте! – сказал он Инне сердито и требовательно. – Пойдемте и познакомьтесь лично с Данилой Акимовичем Бурундуком!
– Да-да! Пойдемте, – так же сурово поддержал его секретарь.
Вниз по течению скользила моторная лодка, узкая и длинная, как у Леньки с Луизой. Мотор ее не работал, она шла по течению, только сидящий на корме человек подгребал время от времени веслом. На шитиках, служивших здесь плавучими пристанями, стояли уже все ребята. Инна увидела, как "аборигены" соскакивают с шитика, неся с собой багаж приезжих; три ружья и рюкзак, чем-то наполовину наполненный. Наконец с высокого борта шитика спрыгнули на землю и путешественники. Это были два паренька и сам Бурундук в штормовке и кирзовых сапогах. Вместо накомарника на нем была старая соломенная шляпа, а из-под куртки выглядывали ножны большого охотничьего ножа.
Увидев
– Здравствуйте! Тут, я вижу, большое начальство собралось. Как мое, так и районное.
Он озадаченно смотрел на Инну, а в это время ребята спрашивали его:
– Данила Акимович, ну как с марганцем?
– Данила Акимович, нашли чего? Глебов представил ему Инну. Он осторожно взял в свою большую руку хрупкую руку Шапошниковой.
– Здравствуйте! Очень приятно! – сказал он и обратился к Глебову: – Зря только бензин пожгли. Понимаете, смотрел я однажды на карту нашего района и заинтересовался: почему ручей Черный называется Черным?
– Ну, и что? – спросил Глебов.
– Ну, и вспомнил я, как в областном геологическом музее видел образец марганцевой руды. Это такой конгломерат, понимаете ли, состоящий из гальки, как бы сцементированной окисью марганца. А окись марганца – она ведь черная. Вот и зародилась у меня мыслишка проверить этот Черный ручей.
– Ну, и как? – снова спросил Глебов.
– Вот мы и совершили небольшую экскурсию к этому Черному ручью. Только туда на лодке не пробиться: сплошные завалы. Надо пешую экспедицию организовать.
Тут Иван Карпович Лыков заговорил вдруг громко и решительно:
– Извините, что перебиваю, но Инну Сергеевну интересуют несколько иные вопросы, чем окись марганца. Поэтому прошу вернуться к моему костру.
Данила Акимович и Федор Болиславович озадаченно посмотрели на секретаря райкома, но тот лишь молча кивнул.
Глава 29
Через несколько минут четверо взрослых разместились у костра Лыкова. Инна видела открытое и неглупое лицо Бурундука, видела, как встретили его ребята. Все это очень не вязалось с тем, что она испытала в Иленске. Стало не по себе и Глебову. Он сосредоточенно молчал. Бурундук чувствовал, что секретарь и корреспондент приехали не с добром, но не подал вида, что обеспокоен. Он обратился к учителю:
– Болиславович! У тебя ночные дневальные всегда с оружием сидят?
– Всегда с оружием. А что?
– Да в здешних краях Хозяин объявился. Как бы к нам не забрел.
– Видел кто?
– Самого не видели, но лежку видели и помет видели.
– Ладно. Учтем.
Разговор оборвался, но его решила поддержать Инна. Она спросила Лыкова, почему он свою палатку поставил так далеко от остальных.
– Для тишины, Инна Сергеевна, – ответил Иван Карпович и в свою очередь обратился к Инне: – Ну, так что ж, давайте, Инна Сергеевна, повторите товарищу Бурундуку, что вам про него наговорили.
Инна потупилась.
– Знаете... мне, право... право, как-то неловко. Глебов нахмурился.
– Ну, уж это вы оставьте, Инна Сергеевна. Вам не было неловко, когда я согласился потерять с вами субботу и воскресенье, вам не было неловко, когда вы товарища Лыкова чуть до инсульта не довели... В конце концов, надо же объяснить, зачем мы собираемся товарища Бурундука на пару деньков увезти.
При этих словах Федор Болиславович резко выпрямился.
– Это в каком смысле – увезти?
– Сейчас узнаете, – Глебов снова обратился к Инне: – Так вот, Инна Сергеевна, мы ждем.