На службе Отечеству
Шрифт:
Кругом по-прежнему стояла тишина. С Вислы тянуло прохладой. Где-то в заводях кричала утка, собирая ставшее уже на крыло потомство. Косой рог луны медленно заходил за горизонт.
По проторенной десятками солдатских сапог тропинке мы споро шли к переднему краю. Спустились в ход сообщения, из него попали в добротно оборудованную в полный профиль траншею. Командиры дежурных подразделений, предупрежденные о моем выходе, встречали и докладывали об обстановке. Ничего подозрительного в поведении противника не было, если не считать замеченного и мной: противник не пускал
У одной из пулеметных площадок 5-й стрелковой роты коротала ночь группа бойцов. При моем появлении поднялся младший лейтенант Быков, приложил руку к головному убору, собрался было доложить, но я опередил:
– Не надо, Николай Васильевич. Дежурная смена?
– Так точно, товарищ капитан, - ответил Быков.
– Провожу вот беседу.
– О чем разговор, если не секрет?
– Разговор у нас один - противника выбросить из Польши.
– Быков посмотрел на меня.
– Добить фашистов в собственном логове, как говорит агитатор полка. Ну и затем - по домам.
– Ну это слишком общо.
– Если конкретнее, то рассказываю молодежи о первом дне форсирования. Вспоминаю, как фрицы валом валили на нас. Косим из пулеметов и автоматов, бьем из винтовок, а они прут. Ребят вспомнил. Многих уже нет с нами. Сержантов Заточного, Ляха... Младший лейтенант махнул рукой и тяжело вздохнул.
Быков в день форсирования Вислы был ранен. Подлечился и вновь возвратился на плацдарм. Принял свой взвод. Я, признаться, был рад за него. Во время первой встречи поздравил с выздоровлением, поинтересовался состоянием здоровья. "Нормально", - ответил тогда Быков, хотя бледное, болезненное лицо младшего лейтенанта явно противоречило бодрому ответу. Теперь вот новая встреча.
– Как настроение, Николай Васильевич?
– В порядке, не считая мелочей. Фрицы за последнее время психовать стали чересчур. А вот нынче, на удивление, присмирели. Не замышляют ли чего?
– Кто знает. Мне это тоже не нравится. Немцы - народ педантичный. Держатся буквы инструкции, а тут изменили заведенному порядку. Однако, думаю, все обойдется.
– Может, перекурите с нами, - предложил Быков.
– Нет, хочу заглянуть еще в шестую.
– Дело ваше, - с сожалением произнес младший лейтенант.
– Мы бы и чайку организовали.
– Спасибо, Николай Васильевич. После Серпухина в шестой все легло на сержантские плечи. Спешу туда.
Старший лейтенант Петр Серпухин, возглавивший после гибели Чугунова 6-ю роту, во время одной из контратак гитлеровцев был смертельно ранен. По пути в медсанроту умер.
В расположении 6-й роты, занимавшей оборону на склоне небольшого холма, текла такая же жизнь, как и в других подразделениях батальона. Несли службу наблюдатели, в готовности находились дежурные смены. Бойцы оживлялись при моем появлении. Понять их было нетрудно. Командир на передовой в такой час, когда кругом непонятная, неспокойная тишина, - это и успокаивает и ободряет, поднимает настроение. Тем временем близилось утро. Бледнели, теряли блеск звезды. Несколько похолодало.
Встреча с бойцами принесла облегчение,
Не успел вернуться на НП батальона и зайти в блиндаж, как зазвонил телефон. Связист протянул мне трубку.
– Ты тоже не спишь.
– Привычка, Саша. Да и что-то не по себе сегодня.
– Мне тоже.
– Из рот доносят - тишина. Не перед бурей ли? Решил тебе позвонить. Выходит, не один сомневаюсь. Я тут удвоил охранение. Береженого, говорят, и бог бережет, хотя мы с тобой и неверующие. Советую и тебе то же сделать.
– Спасибо, Николай Яковлевич.
– Благодарить позже будешь. Дело-то одно делаем. В замы никого вместо меня тебе не прислали?
– Нет, еще не назначили.
– Да, вот еще что. Мой тебе совет. Перемести-ка минометчиков, пулеметчиков и противотанкистов на запасные огневые позиции. Фрицы наверняка успели засечь основные, по ним в первую очередь будут вести огонь.
Николай Яковлевич Бухарин - человек осторожный, предусмотрительный. За своевременный совет я был искренне ему признателен.
Отдав необходимые распоряжения, побрился и присел к столу. В дверях появился ординарец:
– Товарищ капитан, завтрак готов. Можно подавать?
– Не хочется что-то, - махнул я рукой.
– Может, хоть чаю выпьете?
– настаивал боец.
– Хорошо, неси твой чай. Заодно и пригласи сюда капитана Преснякова.
Солдат вышел. Я развернул схему обороны батальона, пробежал глазами по инженерным сооружениям... И вдруг - грохот, да такой, что заскрипели бревна наката, с потолка потекли струйки земли. За ним - снова страшный удар. Еще!.. Дверь с треском распахнулась ц сорвалась с петель. "Артналет, пронеслось в голове.
– Неужто засекли штаб? Повода вроде для этого не давали, соблюдали маскировку".
В дверном проеме мелькнула тень, и вместе с очередным грохотом в блиндаж под напором воздушной волны буквально влетел Пресняков.
– Вот это гвоздит так гвоздит!
– Игорь Тарасович тряхнул головой. Света не видно по всему плацдарму. "Скрипуны" молотят вовсю...
"Скрипунами" мы звали тяжелые немецкие минометы.
Новый удар потряс блиндаж. Зашевелились бревна наката. Струйки земли превратились в земляные ручьи. Угол потолка начал проседать. Блиндаж наполнился пылью и кислым запахом тротила, стало нечем дышать.
"В траншею!
– мелькнула мысль.
– Бревнами завалит".
– Выходи!
– заорал я.
– Завалит, выходи!
Но адъютант старший, связисты и без этого поняли, чго нужно уходить. Накат трещит, продолжает оседать, все бросаются к выходу. Ход сообщения встречает смрадом, лицо и грудь осыпают комья земли. Натыкаемся на кого-то и один за другим падаем. Под нами кто-то стонет и чертыхается: "Руки-ноги поотдавили!" Оказывается, часовой. Пригнулся в траншее от осколков, на него мы и налетели.