На сопках Манчжурии
Шрифт:
— Не знаю, чем руководствовался противник, уничтожив состав с топливом, но он явно поторопился и тем самым оказал нам большую услугу. Теперь мы знаем, что их главная цель бензин. Значит, китайцы, хотят вывести из строя бронеотряд Шаповалова. А из этого следует, что новый штурм Харбина не за горами.
— Ну, в то, что противник предпримет ещё один штурм до начала ледохода на Амуре, никто не сомневался. Приход хабаровских мониторов сделает оборону городу не только неприступной, но и заставит китайцев думать о начале мирных переговоров, для выхода из этого конфликта. Однако вы верно подметили, что
— Учитывая наш менталитет, то попытался бы ударить после Пасхи, двадцать седьмого апреля — ответил Чумаков, чем вызвал у Зайончковского смех.
— Ну, право это не серьезно, Гавриил Романович. Я ещё понимаю начать наступление, приуроченное к какой-то дате, дабы получить благодарность от начальства. Но атаковать позиции, в надежде, что на Пасху вся наша армия перепьется, это извините несусветная глупость.
— Не такая уж это глупость, если ударить именно по тому месту, где произошло особо обильное христосование. Представьте себе, оборона прорвана на небольшом участке, и противник спокойно вышел в наш тыл. А если учитывать, что глубокого тыла у нас нет, я не завидую тому положению, в котором мы окажемся в этой ситуации. Паника — очень скверная штука, способная в одночасье превратить солдат, в плохо организованную толпу. Недавно прошедшая война явила немало подобных трагических примеров.
— Хотя я не особенно верю в возможность возникновения подобного варианта, но приказ об усилении дисциплины на период Пасхи не помешает.
— Я бы сократил и упростил проведения празднования Пасхи на передовой — продолжал упрямо гнуть свою линию полковник Чумаков.
— Хорошо, составьте такой приказ, Гавриил Романович. Как говориться, кашу маслом не испортишь, — генерал подошел к висевшей на стене карте Харбина. — Значит, основную цель врага мы выяснили, отряд Шаповалова. Думаю, нам стоит подыграть китайцам. Следует распространить слух, что при взрыве на станции уничтожено не 60, а все 200 тонн горючего, отчего наши запасы горючего на исходе. Это должно придать смелости Чжан Сюэляну к проведению наступления, он двинет против нас все свои силы и натолкнется на наш огневой кулак. Самое удобное место для проведения наступления пехоты, у старой мельницы. Если все сойдется как надо, на новый штурм у нашего дорогого визави просто не будет сил.
— Не стоит недооценивать китайцев. Они могут просто не поверить слухам о нашем катастрофичном положении с бензином, — высказал озабоченность Чумаков.
— Так надо сделать так, чтобы поверили и это подтвердили все их здешние информаторы. У вас есть предложения?
— Для этого следует провести конфискацию бензина у всех владельцев частных автомобилей и фирм, занимающихся извозом. Это должно убедить китайцев в плачевном состоянии наших броневиков.
— Отличная идея! — обрадовался Зайончковский. — Как это нам будет лучше довести до сведения горожан; специальным обращением за помощью или приказом?
— Думаю лучше приказом. Обращение уж слишком откровенное признание своего бедственного положения. Это может насторожить противника, а приказ мы сопроводим слухами, специально распространенными нашими людьми.
Генерал, что-то хотел добавить,
— Да! — недовольно бросил Зайончковский в трубку аппарата.
— Извините, Андрей Медардович, но к вам на прием настойчиво просится шифровальщик Серегин, — торопливо доложил из приемной адъютант.
— С каких это пор шифровальщики ломятся в кабинет к командующему во время совещания!? — начальственным тоном рыкнул в трубку генерал и, не дождавшись ответа, приказал адъютанту, — пусть войдет, надеюсь, это действительно важно, иначе он крупно пожалеет.
Вскоре дверь отворилась, и в комнату осторожно протиснулся молоденький подпоручик с листком бумаги в руке.
— Молния! Андрей Медардович, молния! Как вы сами и приказывали, немедленно доложить, — боязливо доложил Серегин генералу, выставив перед собой бумагу подобно щиту.
— Молния!? — удивился Зайончковский. Холодеющими от волнения пальцами он, выхватив у подпоручика бумагу, и принялся читать строчки сообщения, аккуратно написанные каллиграфическим почерком. Прошло несколько долгих секунд, прежде чем генерал оторвал встревоженный взгляд от документа и скупо бросил шифровальщику: — Можете идти!
Дождавшись, когда за Серегиным закроется дверь, Медардович легкой походкой подошел к висевшей на стене карте и произнес:
— Боюсь, Гавриил Романович, нам придется изменить наши планы и изменить довольно серьезно.
Контрразведчики Харбина с блеском реализовали идею полковника Чумакова. Явившись к владельцам такси и частных автомашин, они предъявляли приказ генерала Зайончковского о конфискации имеющихся у хозяев запасов бензина. При этом завязывалась оживленная беседа, в которой офицеры либо доверительно сообщали, либо намекали о бедственном положении бронеотряда Шаповалова.
Для соблюдения достоверности, всем владельцам конфискованного бензина выдавались обязательства вернуть горючие после окончания боевых действий. После чего горючее доставлялось на тщательно охраняемый солдатами топливный склад.
Все это моментально наводнило Харбин мощной волной слухов. Количество тонн бензина взорвавшегося на железнодорожной станции в устах местных всезнаек и правдолюбцев росло с геометрической прогрессией. С такой же прогрессией по данным людской молвы падали запасы топлива генерала Зайончковского. Договаривались до того, что у бронеотряда Шаповалова топлива хватало только на один проезд от места своей дислокации до передовой, и всё.
В подобной лавине сплетен и разговоров любому шпиону было невозможно узнать истинное положение дел и, потому, сообщения для господина Мо от его информаторов грешили сильной расплывчатостью и недостоверностью.
Попытка выяснить истинное положение дел у военных также не увенчалась успехом, из-за режима чрезвычайной секретности введенного лично командующим. Дело доходило до того, что сами дивизионщики не знали, сколько они имеют в своем распоряжении топлива за исключением заполненных баков своих броневиков и танков.
Все разговоры со штатскими относительно запасов топлива были приравнены к потенциальному шпионажу, со всеми вытекающими последствиями. Судьба капитана Черногузова была прекрасным дополнением к генеральскому приказу.