На Свободе . Беседы у микрофона. 1972-1979
Шрифт:
Уже сегодня, за десять лет до 1984 года, сконструировать телескрин и наладить серийное, многомиллионное его производство — технически вполне выполнимое дело. Собственно, он и существует, но в отдельных элементах, не объединенных в одно целое. Радиотрансляция с громкоговорителями по квартирам с ее мелодичными голосами, читающими цифры выплавок чугуна, функционирует сама по себе. Глазки телекамер ведут разнообразное наблюдение — от уличного движения или слежки за ворами в универмагах до просматривания колонн праздничных демонстраций. А о многообразной подслушивающей аппаратуре, о скрытых микрофонах в частных квартирах — нечего и говорить.
Обратите еще раз внимание на обстоятельство, которое совершенно точно обрисовано Оруэллом, и поскольку роман писался еще в сороковые годы, то и, собственно говоря, во многом предсказано: хотя, вероятно, наблюдали далеко не за всеми, само существование системы
Как с научно-фантастическими предвидениями Жюля Верна: пришло время, и из фантастики они превратились в реальность, даже повседневную и обыденную, — так, пожалуй, и с данным предвидением Оруэлла. В Советском Союзе оно стало обычной, повседневной реальностью. Нет, КГБ следит далеко, далеко не за всеми. Но что следит и массово — это факт. И потому никто никогда не может быть уверен, не следят ли за ним в данный момент.
Люди, например, говорят по телефону, всегда предполагая, что данный разговор, может быть, подслушивается, может, записывается на пленку. Сочиняют письмо так, словно оно непременно будет вскрыто и просмотрено. Ведут между собой разговоры, всегда считаясь с возможностью, что собеседник может о содержании беседы донести. А если говорят с очень близким или с тем, кому безоговорочно доверяют, то едва лишь затронется скользкая тема, — прикладывают палец к губам и делают другие жесты, показывая, что в помещении могут быть микрофоны.
В последние годы жизни в Советском Союзе я в своей квартире в городе Туле ощущал себя примерно так, как герой романа Оруэлла в своей. Телескрина-то не было, но его полностью заменял общий комплекс слежения. Все разновидности его, по-видимому, мне и по сей день неизвестны. Мне открывались только отдельные детали, штрихи, проблески. Я расскажу о них, но прежде всего хочу подчеркнуть, что буду говорить о них не как о частностях, а как о типичном. Точно то же самое или весьма похожее могли бы рассказать очень многие из людей, которых я знал.
Однажды у меня как-то странно начал позвякивать телефонный аппарат. Я пошел, снял трубку и не услышал сигнала. Полагая, что телефон испортился, я стал класть трубку и поднимать, стучать по рычагу, то есть делать то, что делает всякий, у кого испортился телефон. Видимо, я слишком долго стучал и назойливо, потому что в трубке вдруг раздался усталый голос: «Ой, да не стучите. Мешаете. — И с оттенком злобы: — Тут переключаем вас на новую систему записи, замучила совсем… Положите трубку. За полчаса подключим». Я оторопело положил трубку. Действительно, через полчаса телефон заработал, и звук совершенно не изменился, как я ни вслушивался. Некоторые считают, что можно узнать подслушивание по изменению силы звука, постороннему шуму, может быть, так и было раньше при несовершенной технике. Сейчас нельзя угадать, слушают ли вас, пишут ли на ленту. «Переключаем», — устало и зло сказало лицо, занятое моим телефоном. Со старой системы, значит, на новую, современную. И значит, мои разговоры слушались всегда — и до этого и после. Знакомый инженер рассказывал мне, что на каждой телефонной станции есть большой отдел (секретный, строго охраняемый), занятый именно и только подслушиванием. Поставить домашний телефон — это в Советском Союзе невероятно трудная проблема, это благо, которого добиваются и ждут в очереди по много лет. Объясняется чем угодно: недостатком номеров, трудностями с расширением телефонной сети. А вот для устройства миллионов подслушиваний — недостатки и трудности не существуют ведь, а?
Говорят, что телефоны используются КГБ вообще для слушания, что говорится в квартире. Что телефонный аппарат якобы слышит всегда — и с положенной трубкой. Может, это и не так, фантазии, хотя при сегодняшней технике все возможно. Но важнее другое! Важнее то, что если у вас дома есть наконец это благо — телефон, вы невольно начинаете ощущать себя как герой Оруэлла под телескрином. Я знаю людей, и многих, которые, если хотят поговорить дома о чем-то откровенно, сначала заворачивают телефонный аппарат в одеяло или наваливают на него гору подушек.
Один мой знакомый писатель, однако, хотя у него и был всегда телефон и он накрывал его подушкой, обнаружил подслушивающий микрофон совсем в другом месте — в газовой плите на кухне, когда однажды ее вздумали основательно почистить. Другой мой приятель заметил, что из вентиляционного отверстия под потолком в квартиру летит моль, и решил набросать туда нафталина. За решеточкой отверстия преспокойно лежал микрофон, опущенный на проводе по вентиляционной трубе сверху, с чердака или крыши.
Я у себя
Это в Англии у меня и электрический и газовый счетчики находятся в особой кладовке для них, снаружи дома. В советской квартире счетчик всегда внутри. Сидишь на кухне — видишь его, умываешься в ванной — видишь его. Лежишь в кровати и сквозь открытую дверь удивленно замечаешь, что счетчик издали словно бы смотрит на тебя. И не откроешь его — на нем пломбы, они неприкосновенные. Ну чем не телескрин — психологически по крайней мере.
В одной из прошлых бесед, которая называлась «Ясная Поляна и КГБ», я рассказывал, как работает госбезопасность в Ясной Поляне, как я там снял комнату и меня моментально окружили слежкой. Я напрямик спросил уполномоченного от КГБ офицера, замаскированного под научного сотрудника: «Что вы от меня хотите?» Он завел меня в кабинет и начал разговор, что КГБ интересуется не мной, а моим окружением. Сколько у него в кабинете было проводов, выключателей, каких-то аппаратов! Видимо, вся Ясная Поляна прослушивается, как гулкая бочка. Сотрудники музея говорят между собой более или менее свободно, лишь когда уходят далеко, далеко в лес. Один из градоначальников в «Истории одного города» Салтыкова-Щедрина, если помните, издал указ: «Всякий человек да опасно ходит». То есть с опаской. Собирание информации — это ведь только одна из ряда задач всеобщей слежки КГБ в СССР. Не менее важно: просто внушать страх. Каждый живи да опасайся! А напуганный и опасающийся — не опасен. Именно психологические последствия слежки, с другими иллюстрациями из моего опыта, будут темой и следующей моей беседы, через неделю.
12 октября 1974 г.
В фантастическом романе Оруэлла «1984» описано общество, где у каждого человека в доме в принудительном порядке поставлено следяще-слущающее устройство телескрин, и каждый в любую секунду ощущает себя в поле зрения госбезопасности. Но, помилуйте, во многом это уже не фантастика. В Советском Союзе человек живет так, словно в любой момент некие уши, например, ловят все, что он говорит. А это очень много.
Я сам прожил так несколько лет в своей квартире в Туле, после того как убедился, что за мной постоянно установлены слежка и подслушивание. Чувствуй вы себя хоть абсолютно ни в чем не виновным, хоть святым — сам этот факт сильно отражается на вашем психическом равновесии, и именно эту сторону я бы хотел подчеркнуть. Образно говоря, вы живете как бы с кляпом во рту, в состоянии какого-то духовного удушья. Вы прямо-таки физически ощущаете, как в вас накаляется подавленная психическая энергия, она бродит, давит, ждет, требуя выхода. Я знаю нескольких людей, которые в разное время — и независимо друг от друга — открыли, что такой выход дает громкий безудержный крик. Один из них изложил мне целую теорию на этот счет. Он сам время от времени прибегает к крику вполне обдуманно и сознательно, как к лекарству, которое в какой-то мере и на какой-то срок снижает в нем психическое сверхдавление, позволяет ему дальше жить как бы нормально, с оптимистично-благонамеренным выражением лица, при непременном за ним наблюдении и подслушивании.