На той стороне – 5. Между светом и тьмой
Шрифт:
В последней занятой ячейке лежало навершение меча в виде головы медведя, в глазах которого горели алым красные большие рубины. На шее зверя был символ Рода. Вот только описание отсутствовало.
– Вран, что за артефакт?
– Не знаю, Ваша светлость. Сколько служу вашему роду, он всегда лежал здесь и ни разу ни один из наследников его не доставал из хранилища.
– Да, похоже, это то, что мне нужно, – вытаскивая медвежью голову и убирая ее в карман, подвел итог Константин. – Но это мы сейчас выясним. Запрос на разговор боярину Рысеву.
Глава
– Ваше сиятельство, вы, я смотрю, с прибытком, – присвистнул Дрозд, увидев Воронцова, который волок за лапу тушу мертвой твари. – Это что за дрянь? Впервые такую вижу.
– Боярин Рысев сказал, что это черн, обитает во тьме четвертого плана. Запарился, пока убивал. У меня еще четыре про запас остались, Николай Олегович заверил, что целиковая тушка стоит около тридцати тысяч, посмотрим, может, Мирон заберет. А может, кто еще заинтересуется. Говорят, редкость неимоверная.
– Впечатляет, – бросив на тушу уважительный взгляд, восхищенно заявил наемник. – У вас как, все вышло?
– Да, Дрозд, дело сделано, сейчас попрощаюсь с родителями, – эта ложь, как ни странно далась ему легко и непринужденно, – переночуем, казним барона и сразу после этого отчалим. Усадьба под щитами останется, дружина будет мои интересы блюсти.
– А с деньгами барона что?
– А что с ними будет? – удивился Константин. – Хотя да, ты не в курсе, баронесса, добровольно перечислила деньги мне на счет, треть уже ушла в казну Воронграда, остальное нам, почти два миллиона. Я позволил ей оставить двести тысяч золотом, хотя, скорее всего, она что-то еще утаила. Ну, да и пусть.
– Так может, не стоит тогда тушку продавать? – предложил Дрозд. – Самим пригодится. Наверняка, много ценного в ней есть, если она за столько золота уходит.
– Дело говоришь, – вздохнув, согласился Воронцов, – только теперь мне ее обратно волочь. Это раньше мы каждую серебрушку считали, а сейчас вроде при хороших деньгах. – О том, что у него золотом и камнями четырнадцать миллионов, Константин говорить не стал. – Жди, сейчас вернусь. – И, ухватив черна за верхнюю лапу, поволок обратно.
Отзвучали слова погребальной песни, которую затянул Мирон, вспыхнули жарким пламенем оба костра, остался только пепел на лужайке, который скоро унесет поднявшийся с полчаса назад ветер с океана.
Выжившие слуги потянулись к усадьбе, Константин же остался стоять напротив места, где была поленница родителей его двойника. Рожа деревянная, взгляд устремлен в даль, цинизм, конечно, зашкаливает, но так нужно, ну не чувствовал он ничего к этим людям, вообще ничего, но развернуться и уйти – его бы не поняли. Остальные ревели, провожая своих близких. Женщина, одна из кухарок, выла в голос, пеплом ушли ее муж и четверо детей. Сотник Тихомир сжимал кулаки и скрипел зубами, то, что случилось четыре года назад, лишило его жены, которая была на шестом месяце.
Большинство обитателей усадьбы пеплом ушли, сейчас с Воронцовым остались только восемь во главе с Тихомиром, кто еще днем на ноги встал, раненых гвардейцев отправили к лекарям в город.
Воронцов достал портсигар, тот самый из проклятого города, и вытащил сигариллу.
Боярышня, передав информацию, тут же разорвала связь с ведуном и выдохнула с облегчением, вот уже час она прибывала в приподнятом настроении, эмоциональные качели закончились, и она стала самой собой. Сейчас она молча стояла за спиной Константина вместе с Ладой и Гордом.
Воронцов отшвырнул окурок и, развернувшись, направился к крыльцу, остальные пошли следом. Он перешагнул порог усадьбы и окинул взглядом приемную залу. Слуги, уцелевшие в учиненной прежним боярином бойне, кое-как привели в порядок «прихожую». Половина паркета была выломана, Константин даже подозревал, что его, дабы не выбрасывать пустили в поленницу для погибших. А что, хорошее дело. Кровь затерта, хотя и не слишком тщательно, в некоторых местах на белом мраморе виднелись алые разводы.
Воронцов поднялся по лестнице, день клонился к вечеру, он выдался насыщенным, но теперь можно перевести дух.
– Тихомир, – позвал Константин, продолжая подниматься на второй этаж.
Сотник ускорился и скоро поравнялся с Воронцовым.
– Да, Ваше сиятельство?
– Как думаешь, можем ли мы рассчитывать на ужин?
– Всенепременно, боярин, – ответил гвардеец, – слуги уже занимаются этим. К счастью, кухня почти не пострадала. Ваши комнаты готовы, они расположены в фамильном крыле, ваших людей разместят в гостевом.
– Мне не нужна отдельная комната, – подала голос Юлия, – нам с Константином вполне хватит его покоев.
Тихомир от подобной наглости даже дар речи потерял, он повернул голову и с возмущением уставился на идущую за его боярином наемницу, которая позволила себе влезать в разговор хозяина усадьбы, выражая свои желания тоном хозяйки. Константин остановился и укоризненно взглянул на Искру, но, не выдержав, улыбнулся.
– Все в порядке, Тихомир. Теперь уже можно. Эта несдержанная особа, которая последние полтора дня трепала своим поведением всем окружающим нервы, моя невеста. Знакомься, будущая боярыня Воронцова, а пока боярышня Юлия Михайловна Рысева.
– Шок – это по-нашему, – рассмеялась Юлия, глядя на вытянувшееся от удивления лицо сотника.
Лада задорно расхохоталась. Мал старался держать рожу кирпичом, но Воронцов видел, какого труда ему стоит не улыбнуться. Горд, Дрозд и Радим просто смеялись. Гвардейцы, идущие следом и все слышавшие, пребывали, как и их командир, в полной прострации.
– Простите меня, ваше сиятельство, – согнулся сотник в глубоком поклоне, – я не знал, кто вы.
– Ничего Тихомир, – улыбнулась ему девушка, – я ведь представилась, как наемница Искра, и ты относился ко мне, как к наемнице, так было нужно, но теперь, как говорит боярин Константин, маски сброшены.