На той стороне
Шрифт:
— Кин, что случилось после того, как меня вырубило?
— Да ничего интересного, — пожал плечами приказчик, направляясь к бочке, в которой плавал жестяной ковш. Наполнив его слегка мутноватой водой, он вернулся к Константину и сел рядом.
Воронцов благодарно кивнул, принимая посуду, и залпом выпил все, что там было. Магический удар не прошел без последствий, башка трещала, в глотке было сухо, словно, он пару дней не пил.
Народ прислушивался, всем было интересно, что учинил его сиятельство, что его так вырубили.
— Авия нас немного злым взглядом
— Не помню, — ответил Константин.
— Не помню, — шепотом передразнил приказчик. — Сдается мне, брешешь ты, Ваш благородие, ну да не мое это дело, нам с тобой куковать не долго, до тьмы осталось четыре дня, потом, как закончится, увезут нас на восток продавать, а ты тут останешься. Эй, бедовые, — громко окликнул он сидельцев. — Жрать-то дают?
— Запоздали вы, — отозвался один из мужиков, — уже кормили. Так что, до утра теперь терпите.
— Что, славы, даже краюхи хлеба для голодных пленников не найдется? Вон его сиятельство уже сутки не жрамши.
— Нету ничего, — буркнул тот же мужик. — Вон воду хлебайте. Тут хлеба не увидишь. Каша жидкая, на любую трапезу, хоть утром, хоть вечером, вот и вся наша кормежка. А, правда, знатный? — он указал на Константина, который к разговору не проявлял никакого интереса.
— Правда, — с честной мордой подтвердил приказчик. — Боярин Воронцов.
Народ начал шептаться. Константин же, поднявшись, махнул руками, разгоняя кровь по задеревеневшему телу. Первое впечатление от знакомства с местной магией ему очень не понравилось.
— А чего там вышло-то, что Его сиятельство без чувств приволокли?
— О, — поднимаясь, звеня кандалами и пересаживаясь поближе к мужикам, произнес Кин, — это рассказ очень интересный. Куревом вас, наверняка, тоже не балуют? Нет ни у кого махорки?
— Нет, ни у кого, — ответил тот же голос. — Ты сам-то кто будешь? Охранник при Его сиятельстве?
— Жалко, — посетовал на отсутствие курева Кин. — Не, я человек барона Тротта, старший приказчик. Караван я вел с ярмарки. Да не довел. А Его сиятельство мы в проклятой столице подобрали. Дело было так…
Константин, напившись воды и забив ей брюхо, улегся на пустые нары и, прикрыв глаза, приготовился слушать. Кин был хорошим рассказчиком и моментально завладел вниманием всех одиннадцати человек. Рассказывал он в основном правду, приукрашивая некоторые подробности. Искореженный медведь, например, которого натравил на них черный ведун, был размером с небольшой дом, а волк двигался быстрее богов. Короче, сказка вышла отменная. Главным героем был боярин Воронцов, но и себя Кин не обидел, выглядело не слишком правдоподобно. Но вот в чем проблема — фактически приказчик рассказал чистую правду.
Новость о смерти Соловья народ сильно возбудила, хотя тех,
— А Авия? — не вставая спросил Константин.
— Баба она жесткая, — немного подумав, ответил один из мужиков, которые дольше всех здесь сидят, — но в зверствах не замечена. Как Соловей уехал, кормить нас стали чуть лучше, она о товаре заботится. Да и то, что Ждана с его кодлой повесила, хорошо, себя она обезопасила.
Снова повернулся ключ в замке, люди заткнулись, уставились на дверь.
— Отошли от двери, — раздался незнакомый голос с той стороны.
Сильный пинок, дверь распахнулась, саданув по обшитой старыми досками стене. На пороге появился незнакомый тощий и мелкий бандит с револьвером в руке. Во второй у него была небольшая плетеная корзинка. Окинув взглядом людей и убедившись, что угрозы для него нет, он сделал шаг внутрь и поставил корзинку на пол.
— Ужин для Его сиятельства, — немного зло произнес он и под ошарашенными взглядами собравшихся закрыл дверь.
Взгляды всех присутствующих скрестились на Воронцове, стало неуютно. Константин понял, что Авия этим жестом серьезно усложнила ему жизнь. Интересно, это было из мести за нападение на ее человека и угрозы ей самой или по доброте душевной? Он же вроде как потребовал, чтобы к нему относились соответственно статусу. Вот только не учел, что он окажется заперт в сухом погребе вместе с еще двенадцатью пленниками, так ведь можно и не проснуться.
— Кин, — позвал он, приняв решение. — Бери себе, да этим бедолагам раздай, не хочу есть.
И, отвернувшись к стене, прикрыл глаза. Желудок, протестуя после подобного, заурчал, но Константин мысленно послал его на хрен. Люди зашептались, но так тихо, что, сколько он не напрягал слух, все равно не смог разобрать, что они говорят. Потом кто-то все же поднялся и, ступая по поскрипывающим полам, пошел к двери.
— Не кобенься, Ваше сиятельство, — произнес незнакомый голос, — никто про вас худо не думает. А подкрепиться вам нужно.
Воронцов перевернулся и посмотрел на говорившего. Пожалуй, его можно было считать самым старым из пленников, даже Кин уступал ему лет десять, мужику было не меньше шестидесяти, худой, уставший, осунувшееся лицо, грязные волосы, обгрызенные ногти, мешки под глазами. Он поставил на лежак корзину и вернулся к остальным.
Желудок снова заурчал. Воронцов стянул кусок тряпки, которой была накрыта еда. Цельная запеченная курица, остывшая, но все равно пахнувшая так притягательно, краюха серого хлеба, кусок сыра. Рот моментально наполнился слюной, но Константин сдержался. Он оторвал себе куриную ногу вместе с бедром, затем кусок хлеба и немного сыра. В корзине оставалось еще достаточно еда, конечно, накормить всех не выйдет, но понемногу каждому хватит.
— Кин, — позвал он, — забирай остальное, поешь сам и людям дай. Мне этого достаточно.