На троне в Блабоне
Шрифт:
— Ну, а теперь спать! — Бабушка строго подняла лапку. — Спать, не то отшлепаю… И добрых вам снов.
— Вот бы увидеть шкварки, какие дедушка приносил тебе в подарок, — запищали мышата, — вкусные, хрустящие шкварки из корейки!
Мышата еще немного побрыкались под пуховыми перинками, но вот треугольные ушастые мордочки потонули в подушках, все успокоилось, только сладкое посапывание нарушало тишину, мышата задали славного храповицкого — добрый, здоровый сон. Бабка с минуту прислушивалась к привычным домашним звукам, поправила чепец и собралась на отдых, как вдруг до ее слуха донесся обманчивый призыв совы:
— Сюда! Сюда! — Тень ночной птицы
— Нас не проведешь, не выманишь во двор, ты, крылатый птицекот! — Почтенная седая мышь тревожно вздрогнула. Постояла немного, прислушиваясь, — ровное дыхание внучат обещало спокойную ночь. Всем досталось с этим переездом на зимнюю квартиру.
Наверное, вас интересует, откуда я все знаю, ведь меня не было тем вечером в подполе. Так вот: историю своего деда рассказал мне юный Мышик; он только прикинулся спящим, а сам тихонько пинался с братцем, хохоча в подушку. Когда все утихло, мышата выскользнули из кроватей и отправились прогуляться по дому. Тогда-то я и накрыл их. Мышик хвалился старинным родом, от которого будто бы вел родословную. Все это, разумеется, он рассказал много позже, когда отправился со мной в путешествие; я был единственный, с кем мышонок мог поговорить откровенно, вспомнить домашний уют, маму, бабушку, братьев и сестер, по которым очень скучал, хоть и не признавался в том.
А тогда ночью они с братом вылезли через приоткрытую отдушину на увитую диким виноградом стену дома и, попискивая, дабы придать себе храбрости, стали взбираться ко мне на второй этаж. Дерзости этим юнцам не занимать стать, а вот сколь опасна была затаившаяся сова, они, пожалуй, просто не понимали… Самоуверенные мышата с подоконника в моей спальне спрыгнули на пол, осмотрелись. Я уже совсем проснулся и прислушивался к их голоскам.
— Мне страшно…
— Не бойся! Кота здесь не держат, а этот нас любит, — шепнул храбрый Мышик, вскарабкиваясь по моим брюкам, брошенным на стуле. Луна светила ярко, и я видел, как он отчаянно вертел хвостиком, чтобы удержать равновесие. Потом ловко вспрыгнул на стол, заваленный бумагами, и пробежал по клавишам машинки. — Тут ничего вкусного нету, — зашептал он разочарованно. — И чем только он здесь занимается?
Я промолчал — побоялся спугнуть сорванцов. Признаться, я и вправду полюбил мышей. Частенько, подолгу просиживая над листом бумаги, слышу их голоса, писки, быстрое топотанье — ночами они вовсю шуруют под полом… А в темноте видны мелькающие фонарики, когда они крадутся в кухню или в кладовую. Да и праздники мы справляли вместе, порой, засыпая, я слышал, как они хором тоненькими голосами пели в норках коленды [4] или справляли пир и поднимали тосты. А может, это доносилось до меня далекое эхо праздника у соседей, я и сам уже не знаю, где правдивейшая правда, а где у меня фантазия разыгралась, выдумка одолела или приснился сон.
4
Коленды — песнопения, связанные с рождеством.
Этой ночью меня отвлекали разные звуки. Из-под опущенных век я наблюдал двух мышат — они прижались друг к дружке и, встав на задние лапки, принюхивались к чему-то за окном, а их выпуклые глазенки светились в сумраке капельками чернил. Похоже, они что-то услышали и забеспокоились.
Удивительные случаются вещи: четырехугольник моего окна пересекла отчетливая черная полоса. Что-то терлось
— Не бойся. Бабушка говорит, он часто про нас писал, и с большой симпатией. Бабушка даже считает его мышечеловеком, возможно, он наш дальний родственник, потому что все время шуршит бумагой по ночам, пишет и рвет, пишет и рвет…
Ну и мыши, даже это умудрились за мной подсмотреть. И в самом деле я частенько откладывал ручку в сторону, уныло комкал вынутую из машинки страницу и со злости рвал ее в мелкие клочья. Запечатленные клавишами машинки, мысли оказывались весьма далекими от того, что в воображении представлялось таким ярким, — слова, вроде бы единственные, меткие, самые выразительные, походили теперь на бабочек с помятыми, сломанными крылышками, которых отняли у ребенка, стиснувшего их изо всех сил в кулачке.
Я так досконально знал своих героев, а они не слушались меня, то и дело выкидывали разные коленца, самовольничали и отказывались проявлять лучшие свои качества. Порой откалывали такое, что руки опускались! Люди мужественные, благородные на поверку оказывались расчетливыми, алчными, коварными, хотя часто все это искусно скрывали. Вечно поступали они наперекор моим желаниям, а я воображал их примером рассудительности и мудрой, деятельной любви к Отечеству. И все едино, как оно называется: Тютюрлистан, Блаблация или моя родная Польша. Попытки поучать ни к чему не приводили: герои лишь многозначительно, с намеком, мол, сам понимаешь, подмигивали мне и упорствовали. И однажды я уразумел: пусть я сотворил их, вызвал из небытия, но живут они собственной жизнью, а меня устранили с пути и обогнали, и я могу лишь покорно, порой с непомерным удивлением, описывать их приключения.
Вот я и прислушивался к тому, о чем шепчутся мышата.
— Сейчас он уснул, стало быть, как бы пропал, вроде и нету его. Бабушка говорила, когда пишет, можно бегать у него по столу, все равно не увидит, потому как витает бог весть где…
— А если стучит на машинке, значит, он здесь, в комнате?
— Бабушка полагает, потому и пишет, что бродит где-то далеко. Ты хоть что-нибудь в этом понимаешь?
— Ничегошеньки.
— И я тоже, — признался младший.
Снова загромыхало над карнизом, в виноградных гирляндах, пригоршнями посыпались листья. Мыши замерли, прижав передние лапки к груди, словно старались унять беспокойный стук сердца. Я потихоньку высвободился из постели, босиком бесшумно подкрался к окну и указательным пальцем прижал им хвостики. Мышата рванулись, пытаясь бежать, но коготки скользили по гладкой поверхности большого стола.
— Отпусти! Отпусти сейчас же, не то укушу! — грозились они, но писк уже походил на плач. — Пусти, больно ведь…
— А ты не рвись, не упирайся лапками изо всех сил, и больно не будет, — шепотом посоветовал я, — а придержу я вас всего на минутку. Хочу познакомиться… Мне очень приятно, что вы всем семейством вернулись на зимовку к нашим пенатам. Передайте поклон бабушке.
Я убрал палец, и мышат словно ветром через окно сдунуло.
Я притаился за шторой. Пусть воры только влезут, захлопну окно и схвачусь с ними…