На улице Мира
Шрифт:
– В чем дело? Что происходит? – шептались они.
Наконец Амелии удалось сорвать простыню, и Ирка, углядев, кто скрывался под ней, сжала кулаки и кинулась к парочке на полу.
– Данька! Что за фигня? А ну, вставай!
– Не могу! – пропыхтел Третьяков под Амелией. – Не видишь, твоя подруга меня очень эротично оседлала!
Циглер, сидевшая на Дане, вмиг стала пунцовой. А когда Даня зачем-то потянул к Амелии руки (видимо, для того, чтобы снять девчонку с себя), одноклассница залепила такую звонкую пощечину, что все ахнули. От произошедшего были в шоке не только
– Ты чего руки распускаешь? – гаркнула Циглер.
Данька ухватился за щеку.
– Ты не могла бы на мне не ерзать? А лучше – вообще слезть! – проворчал Третьяков.
Амелия еще больше смутилась и, вскочив, понеслась обратно в нашу палату. При этом едва не сбила с ног вышедшую из комнаты Диану.
– Даня, так это ты? – рассердилась Руднева, увидев запутавшегося в простыне Третьякова. – Чуть все флаконы мне не переколошматил, гад! А Амелия куда?
Даня встал, продолжая растерянно потирать щеку. К нам уже спешил заспанный Боря.
– Завтра поговорим! – пригрозила брату Ирка, еще сильнее кутаясь в одеяло. Все девчонки быстро спрятались по палатам. Никому не хотелось, чтобы красавчик-вожатый увидел их в неприглядном заспанном виде.
Утром первым делом после зарядки мы с Иркой затянули Даню в укромное место под соснами, недалеко от двухэтажного недостроенного корпуса.
– Ну, и что это вчера было? – сердито поинтересовалась Ира.
Амелия ночное происшествие с нами не обсуждала. Она вдруг стала какой-то задумчивой и молчаливой…
– Да что вы привязались? – хмурился Даня. – По приколу же! Просто хотел вас напугать.
– Простыней? – захохотала Третьякова. – Мы тебе кто, Малыш из «Карлсона» пугать нас этим?
– Да вы же сами любите такие приколюхи, вон, про пауков мне рассказывали, – обиженным голосом ответил Даня. – У меня еще паста была в кармане. А простыня – это, чтоб в случае чего, не узнали.
– Детский сад, – покачала головой Ирка. – В городе больше всех вопил, что вырос из лагеря, а сам такими глупостями занимаешься. Хотя своего ты добился: тебя теперь и мама родная не узнает.
Конечно, Ирка преувеличивала. Ранения от перепалки с Амелией были не такими уж серьезными. На скуле лишь красовалась большая царапина от кольца Циглер. Я почему-то тут же вспомнила Иркин фингал и негромко захихикала:
– Наша Даша Васнецова всех Третьяковых отделала.
Даня с Иркой сердито посмотрели на меня.
Настроение после взбучки для Дани было приподнятым. Все-таки здорово, что близнецы выбрались вместе со мной в лагерь. Знала, что с ними не соскучишься…
По пути в столовую пришло сообщение. Я открыла его, и дыхание тут же перехватило. От мамы. В последнее время я отвечала немногословно, не желая делиться тем, что происходило у нас дома. Но мама, видимо, все-таки допросила с пристрастием тетю Соню. В сообщении родительница спрашивала меня о Катерине. Кто она? Какая она? Чем занимается? И как я теперь себя чувствую? В этот раз она была такая разговорчивая в своих посланиях… И такая учтивая. Вот как новость о новой папиной пассии задела. Я разозлилась. Не испытывала особых симпатий к Катерине, но почему-то назло
Настроение сразу испортилось. Хотя за большими панорамными окнами столовой, которые выходили на сосновый лес, было солнечно, в душе моей заморосил мелкий холодный дождь. За нашим столом царило молчание. Диана и Ирка после всех ночных приключений просто не выспались, Амелия по-прежнему была потерянной. Меня же выбили из колеи внезапные сообщения от мамы.
– Никита снова на тебя пялится, – наклонилась ко мне Руднева.
– Разве? – растерянно отозвалась я, поднимая глаза.
Яровой, действительно, сидел за столом напротив и неотрывно смотрел на меня. Так мы некоторое время глазели друг на друга.
– Вы ведь снова общаетесь? – не отставала Диана.
– А? Ну да… – Я не отводила взгляда.
Амелия и Ирка в тот момент что-то негромко обсуждали.
– Между вами что-то есть? – бесцеремонно осведомилась Руднева.
– Между нами?..
Внезапно Никита, не доев, поднялся из-за стола и решительно направился к выходу из столовой. Я огляделась в поисках вожатых. Заметив, что все они пока едят и не обращают внимания на своих подопечных, тоже поднялась.
– Ты куда? – впилась в меня удивленными глазами Ирка.
– Надо выйти! – бросила я уже на ходу. За все время так и не притронулась к еде.
Никита дожидался меня на крыльце, засунув руки в карманы шорт и глядя куда-то в сторону леса.
– Что у тебя стряслось? – спросил Яровой, не поворачивая ко мне головы. Казалось, он даже не сомневался в том, что я выбегу за ним следом.
– Почему ты решил, что у меня что-то случилось? – озадачилась я.
Тогда Никита повернулся ко мне и внимательно посмотрел в глаза.
– У тебя взгляд, как у побитой собаки.
Я почувствовала, как губы предательски задрожали.
– Сообщение от мамы получила, – ответила я внезапно ослабшим голосом.
– Не могу видеть тебя такой, – вздохнул Никита, взяв меня за руку. – Пойдем! Расскажешь мне все…
– Куда?
– Я знаю, как отсюда можно слинять.
– Никита! – ахнула я, оборачиваясь на двери столовой. – Слинять днем?..
Яровой молча повел меня за руку в сторону недостроенного корпуса, где утром мы с Третьяковой наехали на бедного Даню. За зданием начинались дремучие, на первый взгляд, непролазные кусты. Я повертела головой. Камер здесь, действительно, не было. Пробираясь сквозь заросли, я исцарапала руки. А увидев высоту забора, снова запротестовала.
– Никит, я не перелезу! Забор слишком высокий!
– Перелезешь. Я тебя подсажу, – ответил Яровой.
По ту сторону забора оказалась пустая разбитая дорога.
– Вон там дачный поселок, – кивнул влево Никита. – Через него можно выйти к нашему озеру, только на другой берег.
Я молча оглядывалась по сторонам, и в моей голове не было больше мыслей, кроме одной: «Хочу, чтобы Никита снова взял меня за руку».
И тогда мы отправились через поселок к озеру. Шли мимо уютных деревянных домиков. По пути я рассказала Никите о сегодняшнем сообщении, о маме, о Катерине…