На Варшавском шоссе(Документальная повесть)
Шрифт:
Через несколько дней мы прибыли в Асканию-Нову. В центральной усадьбе застали взволнованных служащих. Они сообщили, что прибывшие сюда махновцы стреляют на озере заповедника в редких птиц — фламинго, гоняются за страусами, безобразничают. В это время послышались крики. Любопытство оказалось сильнее осторожности, и мы направились за сарай, где стояли две тачанки с пулеметами и привязанными к дышлам лошадьми. Пестрая толпа пьяных махновцев дико хохотала, окружив лежащее на земле связанное животное.
— Кто такой? — подойдя ко мне, подбоченившись,
— Из интеркавбригады, — ответил я.
— Та-ак, — зловеще протянул другой, спешившись и подойдя ко мне. На его голове красовался пробковый шлем, который носят в тропиках. Сзади кителя, сшитого из плюшевой портьеры, приколоты две огромные птичьи лапы с золочеными когтями. Поверх сапог надеты старинные лакированные ботфорты с огромными козырьками. Я невольно улыбнулся и подумал: «Разграбили театральный реквизит».
— Образованный? Студент? — спросил он, похлопывая нагайкой по голенищу.
— Студент! — я нащупал в кармане наган.
— Подходяще! Ответь нам в таком разе, что такое зебра и почему она полосатая.
Толпа стихла. Взгляды махновцев устремились на меня. Я объяснял, все молча слушали. Моя справка удовлетворила лишь немногих. Из сбивчивых выкриков я понял, что среди махновцев идет жаркий спор — на бочку самогона. Большинство утверждало, что зебра — это просто лошадь, а немецкий барин — бывший владелец заповедника для забавы ее просто выкрасил.
— Вот посмотри, как мы ее в естество приводим! — указал махновец плеткой на толпу. Два парня при сосредоточенном внимании окружающих портянками, смоченными в самогоне, старательно терли шкуру поваленной и связанной зебры.
Послышались топот, улюлюканье, свист. На площади появилась толпа конных махновцев со страусом на аркане. Банда окружила диковинную птицу. Страус дрожал, мелко перебирал ногами и вытягивал вверх длинную шею. Среди гама слышны были выкрики: запрячь в тачанку, оседлать его.
— Стой, хлопцы! — рявкнул здоровенный детина в широких шароварах, видимо, тоже взятых из реквизита. — Вона ж горилки требуе. Бачьте, як морду задирает та глазами раздывляется, кто ж поднесе?
Под общее одобрение он влез на забор и подвязал к тополю голову несчастной птицы. В раскрытый клюв страуса махновцы стали выливать самогон.
С трудом сдерживая себя, я оглянулся, надеясь найти сочувствующих. Увидел почти рядом с собой пожилого человека в потертой каракулевой шапке и поношенном пальто. Он стоял, прислонившись к дереву, лицо его выражало негодование.
Заметив мой взгляд, он торопливо подошел ко мне, вполголоса проговорил:
— Только не вмешивайтесь, ради бога! Разве вы не видите, что они пьяные? На вас еще эти ремни, которые они считают комиссарскими. Прошлый раз бандиты убили двух красных командиров за попытку воспрепятствовать грабежу, а трупы их бросили вон в то озеро. —
Он подошел к махновцу, у которого на кителе красовались птичьи когти, и, сняв шапку, сказал:
— Вы, я по всему вижу, человек образованный и правильно рассуждаете. Бывший владелец усадьбы эту зебру выкрасил для забавы химической несмываемой краской. Не стоит над ней зря трудиться. А вам я предложу удовольствие, вполне достойное вашего рыцарского поведения.
Махновцу понравилось такое обращение, и предложение его заинтересовало.
— А ну, что ты предлагаешь? — сказал он, приосанившись. — Мои хлопцы хотят повеселиться!
— Вон за тем загоном, недалеко отсюда, у нас пасутся дикие степные лошади — терпаны. Оседлать их могут только самые ловкие и смелые люди. Скачут они в два раза быстрее наших лошадей, и по выносливости им нет равных на свете: по тридцать верст проходят рысью да галопом. Вот попробуйте их обуздать — самое благородное занятие…
Махновец щелкнул плетью по ботфортам:
— А верно, старик, говоришь — подходящее дело! Гей, братишки, кто со мной? — и в карьер пустил свою лошадь по указанному направлению. За ним с гиканьем и свистом помчались другие махновцы.
Возле тачанок остались лишь пулеметчики да перепившиеся вояки.
Близился вечер. Перспектива ночевать вместе с бандитами не сулила ничего хорошего.
Мы знали, что М. В. Фрунзе, придавая большое значение сохранению заповедника Аскания-Нова, приказал для его охраны выделить специальный отряд. Это было поручено одному из эскадронов, находившемуся в резерве интеркавбригады. Однако этот охранный эскадрон мы не встретили.
Научный сотрудник заповедника предложил нам переночевать в его доме.
— Вам, пожалуй, и самому надо укрыться, — посоветовали ему.
Вскоре примчались махновцы. Охоты на диких лошадей не получилось. У многих были побиты головы, изранены руки. Они были обозлены. У главного заправилы на щеке зияла рана; из нее сочилась кровь: терпан откусил у «благородного рыцаря» часть щеки. Папахой прикрывая рану, он зычным голосом орал на служащих заповедника:
— Не найдете старика — из пулемета обстреляем ваши дома.
Но вот появились конники 2-го интернационального полка. Махновцы растерялись. Наступила тишина. Командир эскадрона на ломаном русском языке обратился к махновскому атаману:
— Приказ Фрунзе: я буду охранять Асканию-Нову. Вам, махновцам, немедленно выезжать отсюда. Быстро!
— И ушли? — тихо спросил один из курсантов.
— А вы как думаете? — спросил полковник.
— Ушли, ушли! — уверенно заговорили притихшие было курсанты.
На полковника Костина было устремлено множество восторженных глаз. «Любопытно, думал он, попросят ли они еще рассказать что-нибудь? Ведь они слушали минут десять, не меньше». Нет, никто не попросил. «Тактичные ребята», — отметил он с удовлетворением.