На веки вечные

Андерсон Кэтрин

Мередит остолбенела. Хит застыл с таким выражением лица, словно перед ними внезапно появился огнедышащий дракон.

Первой пришла в себя Мередит. Быстро ощупала дочь н, обнаружив только царапину на подбородке, строго выговорила:

— Сэмми, никогда не смей так говорить! Это очень плохие слова, и хорошие маленькие девочки не должны их произносить.

Сэмми встала и посмотрела на взрослых.

— А Хит их все время говорит.

Мередит искоса бросила взгляд на шерифа и вздохнула.

— Вот и разбирайтесь, мистер

Мастерс. Я уверена, что люди, заварившие кашу, должны ее и расхлебывать.

Хит взглянул на Сэмми с таким видом, будто от него только что потребовали решить задачу по квантовой механике. Он поскреб подбородок, задумчиво посмотрел вдаль и снова опустил глаза на ребенка. Испачканное лицо Сэмми выражало крайнее возмущение. Она явно ожидала, что Хит немедленно заявит маме, мол, слова вполне нормальные. Но шериф понимал: стоит на это решиться, и Мередит задаст ему хорошую головомойку.

— Ты уверена, что слышала эти в самом деле гадкие, неприличные, нехорошие слова? — наивно спросил он.

Сэмми прикусила нижнюю губку и энергично кивнула.

— Много раз.

Хит изогнул одну бровь.

— Язык у меня без костей. Неужели много? — Он опустился на корточки и устроил Сэмми у себя на колене. — Вот что, малышка. Приношу тебе извинения: это в самом деле нехорошие слова. И если ты когда-нибудь услышишь, что я произношу их снова, вымой мылом мне губы. Договорились? Мне надо избавляться от дурных привычек.

Сэмми сморщила нос.

— Хит, мыло очень невкусное.

— А ты его пробовала?

Девочка снова кивнула.

— Когда мама купала меня.

— Пусть даже невкусное, но я не вижу другого способа вымыть грязные губы. Только бы его не проглотить. — И ущипнул ее за нос. — Это относится и к тебе: вот скажешь нехорошее слово, и я буду драить тебе язык.

Сэмми поежилась.

— Никогда больше не скажу.

— Хорошая девочка, так и надо.

Хит поставил ее на землю, и, позабыв о недавнем падении, она снова бросилась наперегонки с Голиафом.

— Осторожнее! — Он повернулся к Мередит. — Черт побери! Неужели с детьми все время что-то приключается?

— Ты любишь мыло? Надеюсь, что так. Потому как тебе придется немало съесть его.

Шериф выглядел сконфуженным.

— Опять что-то сморозил?

— Морозишь через слово.

— Через слово? Дьявольщ… — И запнулся, словно к нему в рот залетела муха. — Вот балаболка!

Они рассмеялись и поспешили за девочкой и собакой. Хит посмотрел вслед Сэмми и задумчиво нахмурился.

— Послушай, почему она неправильно произносит столько слов: «душка» вместо «подушка», «левский» вместо «королевский», а когда кричала «сукин сын», то выговаривала каждый звук кристально чисто?

— Дети удивительно легко впитывают грубую речь. Возможно, потому, что эти слова произносят с особым выражением, и малыши, даже если им ничего не говорят, чувствуют, что они «нехорошие». А может быть, потому что никогда не слышат

их от своих матерей.

— Не упускаешь возможность уколоть? — усмехнулся шериф.

— Если бы я знала на всё ответы, то написала бы книгу и стала миллионершей. Но правда в том, что дети — сплошная загадка.

— Точно, черт побери!

— Одно мытье. Какое предпочитаешь мыло?

— Боже! Как же мне от этого избавиться? — Хит захлопал глазами.

— Опять. Надо будет приобрести противоаллергическое. Оно мягче и не так раздражает желудок. Упоминание Господа всуе — еще более серьезная провинность и тянет на два мытья.

— Слава Богу, я думал, ты скажешь — на смертную казнь.

— Снова прокол. И боюсь, снова тянет на двойное мытье. Придется покупать мыло целыми упаковками.

— Но клянусь задницей, я слышал, как и ты поминала всуе имя Господа! Давай уж будем честными!

— Мой губы с мылом и мне, если услышишь опять. Кстати, у тебя еще набралось на два мытья — на обычное и на двойное.

Несколько минут Хит молчал, топал рядом с ней, и его сапоги поднимали в воздух клубы пыли.

— Ну как, я справляюсь? — внезапно спросил он.

— С чем?

Он устремил на Мередит встревоженный взгляд.

— С отцовскими обязанностями!

— Нанимаешься на работу?

— Уже принят. Она моя. И ты тоже — никогда об этом не забывай. Я вас обеих очень люблю. — Хит взлохматил ей волосы. — Но учти: мне потребуется помощь. Я получил девочку без инструкции по эксплуатации.

Мередит посмотрела на него сквозь слезы.

— Даже если ты не пересилишь себя и не перестанешь ругаться, ты все равно нежнейший отец. То, что мы говорим, совсем не так важно по сравнению с тем, что мы делаем. Ты был так к ней добр! Благодаря тебе Сэмми обрела покой и почувствовала себя любимой. Ты помог забыть ей о прошлом. Она больше не робка и не пуглива и учится доверять людям. Понимаешь, какой это дар? Сэмми не забудет тебя и Голиафа до конца своих дней. В тяжелые времена всегда будет вспоминать, и это принесет ей утешение. Поверь, уж я-то знаю. Когда мне становилось совсем плохо, только мысль о моих стариках удерживала от того, чтобы не обозлиться и не думать, что весь мир зол. Ты можешь стать замечательным отцом. Лучшим на свете.

Глаза Хита потемнели.

— Могу стать? Мередит, у меня такое чувство, будто ты со мной прощаешься. В тяжелые времена Сэмми не придется меня вспоминать — я буду рядом и сразу приду к ней на помощь.

— Надеюсь.

— Что значит надеюсь? Разве ты меня не любишь?

— Люблю… Только…

— Что только?

— Неужели не понимаешь? Ты сказал, если я дам показания против Глена и его сообщников и отправлю их за решетку, то правительство возьмет меня и Сэмми под опеку и, спасая от мести преступников, включит в Программу зашиты свидетелей — даст новую фамилию и переселит туда, где Глен и мафия меня не смогут достать.