На вершине страха

Аболина Оксана Валентиновна

Однажды я вспомнила, что в молодости была знакома с двумя психологами. Позвонила по очереди обоим. Первый сразу спросил, как ведут себя животные. Да как всегда. Тогда это вы сами. Что значит — мы сами? Кто-то из вас. У тебя ребенок гений — он все что угодно подстроить может. Он не может взрывать лампочки. С его-то способностями? Еще как может. Он не мог снять пенсию без карты. Мог. Он не мог запереть дверь в туалете. Мог. Надо быть внимательнее. Разговора не получилось. Второй психолог повел себя неожиданно — он испугался. Оказалось, что совсем недавно с ним произошло что-то подобное тому, что было

у нас. Нам это было на руку — он мог нам дать совет. Но он очень не хотел вообще касаться этих тем. Наконец, выдавил, что ему помогли два человека — один маг и святой старец Иоанн Миронов. От мага я сразу отмахнулась. Психолог сказал, что значит у нас все не так плохо: когда терять нечего, идешь на все. Я ответила, что можно умереть, но на все идти нельзя. Тогда он сказал, что стоит пойти на Заставскую к отцу Иоанну — долго объяснял, как туда добираться, я все записала. Он предупредил, что у старца бывает очень много народу, а сам он очень немощен, служит редко, но завтра как раз будет, поэтому лучше передать ему записку с номером телефона и своей просьбой. Записку я написала, и на следующее утро мы собрались на Заставскую. Как только вывернули со двора, к нам подошла женщина и спросила, где здесь находится Заставская. Она не здесь, — сказала я, удивившись, поскольку только вчера впервые услышала об этой улице и первый же встречный спрашивал меня о ней. Нет, она здесь, ответила женщина, я уже два часа иду со стороны Московской — и мне все показывают направление сюда. — Но она и вправду находится у Московской, поезжайте с нами. Женщина отказалась. Меня удивило, сколько угрохал бес энергии, скольких смутил людей, только лишь для того, чтобы продемонстрировать свои возможности.

До старца мы не добрались, передали записку, как и десятки других людей. Набито было до отказу, не пошевелиться. Вдруг старец громко спросил: «Чья это записка?» Откуда мне было с другого конца храма видеть, о чьей записке он говорит. Не повернулся у меня язык на весь храм закричать, что моя, хотя и чувствовалось, что речь идет о ней… Старец и вправду был немощен — двое мужчин вели его под руки. Как привели, так и увели. Может, он и звонил по телефону — только провод все время оказывался обрезанным. Как уж теперь узнаешь…

Когда мы поняли, что отец Игорь боится к нам идти, мы пошли к протоиерею и сказали ему, что у нас в квартире хозяйничает бес. «А я тут при чем?» — спросил он. «А кто же еще здесь при чем?» — опешила я. Он недружелюбно посмотрел на нас с Лешкой и, не сказав ни слова, ушел. Оставался юный батюшка, отец Максим. Он сразу согласился придти и я тыщу раз себя обругала, что не подошла к нему сразу — что за спесь была считать его слишком молодым. Он ни во что не верил. Он сказал, что лампочки украинские — говно, и потому все время взрываются, что из банкомата деньги бес утащить не мог. Да, что-то у вас, конечно, есть. Но вы так напуганы, что сильно все преувеличиваете…

Он отслужил освящение квартиры. Денег опять же не взял. И стало жить несколько полегче. Нападения стали происходить намного реже, хотя теперь они стали более жестоки.

Однажды мне позвонили из Ленэнерго и попросили оплатить электричество. Что-то кольнуло внутри, что со счетчиком не в порядке. Проверила. Накрутило за пару месяцев на десять

тысяч — счетчик крутился с бешеной скоростью. Бес, гад, жрал электричество. Пришел Забег и провел его прямо с лестницы. Показания счетчика мы прибавляли постепенно и оплачивали еще в течение года. Однажды, придя домой, мы нашли продрогшего Мурра в холодильнике. На следующий день с кухни раздался его истошный вопль. Прибежав, мы увидели Мурра, вся шерсть которого стояла дыбом. Сам он выгнулся дугой и трясся — похоже, его дернуло током — рядом горел электрический провод. Мурр заболел. Он умирал несколько дней, мучительно, мы решили, что лучше его усыпить. Позвонили в ветлечебницу, узнали, сколько стоит усыпление, я сняла деньги с книжки. Почему-то мне казалось, что эти деньги не должны пропасть. Дело даже не в совести. Не было ее у беса. Дело было в справедливости. Несчастный Мурр заслужил хотя бы достойную смерть Но деньги за ночь пропали. Больше на кота мы потратить не могли. Мурр умер у нас на руках, наконец, получив, заразо, ту любовь и ласку, о которой он просил всю свою кошачью жизнь Мы похоронили его… Марсик шибко загрустил. Через неделю он отказался от еды, лежал около миски, но ничего не ел. Когда мы взяли его на руки, стало видно, что из живота выпирает что-то твердое и острое — как будто гвоздь находился в желудке. Марсик тоже умер. Сказать по правде, я думала, что нас рано или поздно ждет та же самая участь. Но обошлось.

Последнее, что устроил бес перед третьим освящением квартиры — это издевательство над Лешкой. В школе пора было сдавать годовые экзамены. Лешка подготовил контрольную по алгебре — на четырех листах. Слушай, дай-ка мне черновик, — попросила я. Мы давно научились понимать друг друга без слов. Ясно было, что контрольная может исчезнуть. Черновик я положила в поясную сумку… Лешка — уже ученый еще экземпляр набил на компьютере. Утром контрольной ни у меня, ни у него не оказалось. Но на компе сохранилась. Лешка включил принтер и тут комп завис. Резет, перезагрузка. Файл исчез. Лешка сел и написал контрольную еще раз. Я положила все четыре листа в учебник, учебник — в рюкзак и мы отправились в школу. Однако, в школе оказалось, что контрольная вновь исчезла. В коридоре на окошке Лешка в третий раз переписывал и пересчитывал ее заново. Взяв в руки все четыре листа, я отнесла их к учительнице. Она начала проверять. Первый лист, второй, третий… Четвертый исчез. Предварительно она проглядела, все ли сделано, поэтому стала смотреть, куда делся листочек, залезла под стол, перетряхнула тетради. Лешка обреченно пошел писать упражнения по новой. Так вот, так вот мы и жили.

Кончилось всё, как и предсказывали монахи Оптиной, с третьим освящением квартиры отцом Максимом. Увы! Что стоило отцу Игорю провести эти три освящения в три дня. За что столько пришлось нам страдать — никто уже нам, увы! — не скажет…

Нельзя утверждать, что все кончилось благополучно. Не проходят такие вещи бесследно. Пошатнувшееся здоровье, сожженные нервы, недоверие к людям — через все это пришлось пройти. Снова приходилось учиться жить среди людей. Жить, имея за плечами опыт, которого почти ни у кого не было… Однако, мы выжили. И больше такое не повторилось…

1–3 апреля 2007 г.