На волне космоса (сборник)
Шрифт:
— Я не шучу, — сказал буфетчик. — Поставьте эту чертову штуковину возле двери, я сказал. Никто ее не тронет.
Человек улыбнулся.
— Вы бы видели ее сегодня днем, — сказал он. — Она была великолепна! Сегодня был как раз третий день турнира. Только представьте себе — три дня непрерывного обдумывания! И играть пришлось против лучших шахматистов страны. В начале партии она получила преимущество; потом в течение двух часов великолепно развивала успех и закончила игру, загнав короля противника в угол. Неожиданно
— Сколько? — спросил буфетчик.
— Пять тысяч долларов, — сказал человек. — Теперь ей хочется приятно провести свой досуг, ей надо выпить.
Буфетчик рассеянно возил полотенцем по влажной стойке.
— Забирайте ее в другое место и поите ее там! — твердо сказал он. — У меня и без этого хватает забот.
Человек покачал головой и улыбнулся.
— Нет, нам нравится здесь. — Он указал на пустые стаканы. — Повторите, пожалуйста.
Буфетчик медленно покачал головой. Он не знал, что сказать, но продолжал упрямиться.
— Уберите эту штуковину, — потребовал он. — Я не могу разливать виски, когда надо мной надсмехаются.
— Насмехаются, — сказала машина. — Надо говорить «насмехаются».
Какой-то посетитель, стоявший тут же у стойки, пил уже третий стакан сода-виски и, по-видимому, был готов принять участие в разговоре, к которому он прислушивался весьма внимательно. Это был человек средних лет. Он уже ослабил галстук и расстегнул пуговицу воротничка. Он почти прикончил третий стакан, и алкоголь побуждал его ринуться на помощь обиженным и жаждущим.
— Если машина хочет выпить еще, дайте ей выпить, — сказал он буфетчику. — И не будем торговаться.
Человек с машиной повернулся к своему новоявленному другу и серьезно поднял руку к виску, отдавая честь в знак благодарности и дружелюбия. Теперь он уже обращался только к нему, нарочито игнорируя буфетчика:
— Вы же знаете, как хочется выпить, когда поворочаешь мозгами!
— Конечно, — ответил друг. — Известное дело.
Весь бар заволновался, некоторые явно были на стороне буфетчика, другие сочувствовали машине и ее друзьям.
— Еще виски с лимоном, Билл, — сказал высокий хмурый человек, стоявший рядом со мной. — И не очень увлекайся лимонным соком.
— Лимонной кислотой, — сердито поправила машина. — В этих барах никогда не увидишь настоящего лимонного сока.
— Хватит! — сказал буфетчик, шлепнув ладонью по стойке. — Уносите-ка эту штуковину прочь. Мне не до шуток. Мне работать надо. Я не хочу выслушивать дерзости от механического мозга или черт его там знает от кого.
Хозяин машины игнорировал этот ультиматум. Он снова обратился к другу, стакан которого был уже пуст.
— Она хочет выпить не только потому, что устала за три дня игры в шахматы, — дружелюбно сказал он. — Знаете, почему еще она
— Нет, — сказал друг. — Почему?
— Она сплутовала, — сказал человек.
Услышав это, машина хихикнула. Один из ее рычагов опустился, а на доске с приборами засиял глазок.
Друг нахмурился. У него был такой вид, словно кто-то не оправдал доверия, оскорбил его в лучших чувствах.
— Никто не может плутовать в шахматы, — сказал он. — Эт-то невозможно. В шахматы игра ведется в открытую, там все на виду. Характер игры в шахматы таков, что никакое плутовство невозможно.
— Когда-то и я так думал, — сказал человек. — Но, оказывается, все-таки есть способ.
— Что ж, это меня нисколько не удивляет, — вставил буфетчик. — Стоило мне бросить взгляд на эту штуковину, и я сразу определил, что здесь сплошное жульничество.
— Два сода-виски, — сказал человек.
— Вы не получите виски, — отрезал буфетчик. Он свирепо глядел на механическую мыслительницу. — Почем мне знать, может, она уже пьяна?
— Это нетрудно проверить. Спросите ее что-нибудь, — сказал человек.
Посетители зашевелились и стали глядеть в зеркало над стойкой. Теперь все нетерпеливо ждали исхода спора. Следующий ход должен был сделать буфетчик.
— А что спросить, например? — сказал буфетчик.
— Все равно. Придумайте два больших числа и попросите ее перемножить их. Разве вы сможете перемножать большие числа, когда пьяны?
Машина слегка дрожала, словно внутри нее шли приготовления.
— Десять тысяч восемьсот шестьдесят два помножить на девяносто девять, — злорадно сказал буфетчик. Мы видели, что «девяносто девять» он придумал нарочно, чтобы усложнить задачу.
Машина замигала. Одна из ламп зашипела, а рычаг стал рывками менять положение.
— Один миллион семьдесят пять тысяч триста тридцать восемь, — сказала машина.
Никто в баре не пил. Люди хмуро уставились в зеркало; некоторые изучали собственные лица, другие искоса поглядывали на человека и машину.
Наконец некий юноша с математическим складом ума достал лист бумаги и карандаш и углубился в вычисления.
— Точно, — сказал он спустя несколько минут. — Никак не скажешь, что машина пьяна!
Теперь все смотрели на буфетчика. Он неохотно налил две порции сода-виски. Человек выпил свою порцию. Потом напоил машину. Лампочки машины стали гореть менее ярко. Один из изогнутых рычажков поник.
Некоторое время бар тихо колыхался, словно судно в спокойном море. Все мы с помощью спиртного пытались осмыслить происходившее. Многие вновь наполнили стаканы. Большинство из нас искало ответа в зеркале — суде последней инстанции.
Парень с расстегнутым воротничком потребовал счет. Он неуклюже шагнул и остановился между человеком и машиной. Потом он одной рукой обнял человека, а другой — машину.