На восходе луны
Шрифт:
И лишь Маринка королевой выделялась на фоне безликой женской массы. Да, Маринка Шелковская действительно была королевой его мечты. Но мечта — она и есть мечта, на мечте невозможно жениться, а потому Андрей с удовольствием позволял себе вспоминать свою королеву, при этом не испытывая ни малейшего сожаления, что мечту невозможно воплотить в жизнь. Да, что поделаешь, таковы реалии сегодняшнего дня — мечта должна оставаться мечтой, а для реальной жизни нужно подобрать что-то более материальное. Например, Любу. Увы, времена верных рыцарей миновали, и кто теперь посмеет упрекнуть Андрея за его прагматичный подход к жизни?
Потураев вновь с головой окунулся в работу: мотался по командировкам, при помощи личного обаяния налаживая деловые
Фирма 'Ассоль' вставала на ноги едва заметными шажками. Собственно, даже сам Андрей совершенно не замечал позитивных сдвигов в работе вверенного предприятия. Прибыли фактически не было, по той простой причине, что любая прибыль тут же вкладывалась в нужды производства. Ткани и фурнитура для швейного предприятия, естественно, самое основное, без которого конечный результат не может быть достигнут ни при каких обстоятельствах. Но ведь вручную обрабатывать ткани не станешь! А стало быть, нужно еще и швейное оборудование. Того оборудования, что досталось Андрею 'в наследство' от фабрики 'Красный луч', было катастрофически мало для развития производства. Приходилось в срочном порядке изыскивать средства для приобретения японской чудодейственной вышивальной машины, специальной машины для обработки трикотажного полотна, для плетения бахромы, для вышивки бисером… А раскроечное оборудование? А гладильное? Ох, всех потребностей не перечислить… Но работа двигалась, предприятие развивалось. И уже довольно скоро под руководство Потураева-младшего перешел не участок, а весь цех. Только раньше цех изготавливал сплошь байковые рубашки, ныне же ассортимент продукции стал значительно шире.
В личной жизни у Андрея все по-прежнему катилось по накатанной дороженьке. Иногда, когда позволяло время, встречался все с той же Викой, главным соратником по бизнесу. С ней, как и прежде, было удобно и спокойно, не надо было отвлекать драгоценное внимание на утомительную охоту за разовой партнершей по постели. И Андрея почему-то совершенно не удивляло, что Вика в свои двадцать пять, двадцать шесть, двадцать семь по-прежнему рядом, по-прежнему свободна, готова в любой момент оказаться под рукою, когда ему потребуется. Нет, он, конечно, ценил это ее качество, как ценил и за профессионализм в разработке моделей, но совершенно не задумывался о природе такой всеготовности. Он по-прежнему считал это дружбой и единомыслием…
Марину Андрей часто вспоминал вечером. От этих воспоминаний теплело на душе и было очень-очень уютно, но… засыпал ныне Андрюша моментально, поэтому и не особо его тревожили такие воспоминания. Вспомнил, улыбнулся и уснул. А днем — другие заботы, другие мысли. И, периодически думая о том, что и ему когда-нибудь придется жениться, все чаще вспоминал про Любу, подругу детства. Вернее, Любу так назвать было никак нельзя, просто они вынужденно проводили вместе некоторое время, когда их родители собирались за дружеским 'чаепитием'. И тем не менее Люба была 'своя', простая и надежная. Верный друг. А какой еще должна быть спутница жизни?
Издалека наблюдая за Любой, Андрей периодически обнаруживал
Глава 26
Любаша Литовченко была девушкой довольно симпатичной и общительной, приятной во всех отношениях, если не обращать особого внимания на некоторую избалованность, что при ее-то родителях, директоре горпищеторга и актрисе драмтеатра, было вроде как бы явлением вполне естественным. Вернее, это раньше ее папочка был в городе весьма известной персоной, дружбы с которой искали все без исключения. Когда же само понятие дефицита кануло в Лету, Георгий Владимирович как-то враз потерял привычную для себя популярность. С материальным благополучием по-прежнему все было в порядке, а популярность… На что ему та популярность? Вот супруге его, Екатерине Доброславской, популярность бы не помешала, да как-то не сложилось у нее с актерской славой, даже столь громкий псевдоним не помог. В пору незаменимости Георгия Владимировича в любых городских кругах ей, конечно, не доводилось скучать без ролей, но вот последнее время с занятостью в спектаклях стало как-то напряженно, разве что подкинет режиссер рольку свихнувшейся на почве нереализованности старой девы, а то и вовсе какой-нибудь старушки-Шапоклячки, вот тебе и все актерство.
Любаша же к вниманию и восхищению окружающих привыкла с детства. Ее любимым вопросом был 'А кто у тебя родители?' О, как только собеседники слышали ее ответ, в их глазах читалось такое уважение, что Любашины плечики сами собою распрямлялись, аккуратненький носик становился вдруг вздернутым — или это она его незаметно для себя задирала? — и в глазах горело торжество. Последнее время собеседники, увы, совершенно перестали реагировать на папенькину должность, интересуясь разве что фамилией маменьки-актрисы. Услышав же яркую фамилию, тщетно пытались припомнить ее обладательницу, да как-то ни у кого это не получалось, и собеседники, не особо скрывая разочарования, хмыкали удивленно-насмешливо: 'Доброславская? Нет, не слышал про такую. Видимо, не первого эшелона актриса'. Речи такие Любашу глубоко задевали, да сама себе вынуждена была признать: таки да, маман действительно актриса не первого эшелона. И, увы, даже не второго…
Однако гордыня ее, ныне абсолютно ни на чем не основанная, ничем не подкрепленная, никуда не делась. Любаша окончила факультет иностранных языков педагогического института, надеясь сделать карьеру переводчицы в какой-нибудь супер-пупер-популярной финансовой компании, с постоянными заграничными командировками, с переговорами на высоком уровне, с фуршетами и приемами в дорогих ресторанах. Любаша мечтала о том, как будет украшать собственной персоной российский дипломатический корпус, как восхищены будут ее неземною красотой многочисленные высокопоставленные иностранцы, как увезет ее куда-нибудь в Америку, Канаду или Англию, в крайнем случае в Австралию какой-нибудь дипломат, а может, даже посол, на худой конец — временный поверенный.
Но вместо сногсшибательной карьеры переводчицы после окончания института Любаша оказалась обычным учителем английского языка в самой обычной средней школе. И при этом даже считала, что ей еще крупно повезло, ведь практически все сокурсницы, за исключением разве что благоразумно успевших выйти замуж и родить ребеночка, вынуждены были на бесконечно долгих три года покинуть уютный город ради того, чтобы преподавать английский язык в самых отдаленных деревнях области. Любашу от такой малопривлекательной перспективы спас папенька, воспользовавшийся старыми, приобретенными еще в пору тотального дефицита связями.