На восходе солнца
Шрифт:
— Ага, стакан! — Михайлов круто повернул Логунова к калитке и подтолкнул в спину. — Иди, брат. Придется просить прощения.
У Ельневых в это время происходила очень бурная сцена.
— Нравится тебе или нет, а я останусь здесь. Буду жить сколько понадобится. Гляди не вздумай фортели выкидывать, — угрожающе говорил Мавлютин после неудачных попыток воздействовать на Веру Павловну просьбами или лестью.
Она категорически отказывалась его слушать.
— Вы не смеете. Оставьте
— Как бы не так. Нашла дурака, — нагло ухмыльнулся он, думая, что надо задержаться тут дотемна.
— Тогда я позову соседей, — сказала Вера Павловна и пошла к двери.
Он грубо схватил ее за руку и отбросил назад.
— Чертова баба! Хочешь, чтобы я тебя побил, а? — в бешенстве зашипел он. — Сиди и не двигайся. Имей в виду, мне терять нечего.
В этот момент в комнате появилась разгневанная Олимпиада Клавдиевна. Она уже давно прислушивалась к ссоре, готовая прийти на помощь. Вера Павловна утром рассказала ей об обстоятельствах появления Мавлютина в их доме.
— Всеволод Арсеньевич, мне, старой женщине, стыдно за вас. Стыдно, да! Вы, офицер, угрожаете женщине. Ну, меня вы не запугаете, нет! — решительным тоном заявила она и храбро подступила к нему.
Неизвестно, чем бы все кончилось, если бы в это время не постучали в дверь.
— Даша вернулась, — сказала Олимпиада Клавдиевна. Она безошибочно угадывала племянницу по стуку.
Даша не знала, что в доме ночевал Мавлютин. Тетушка и Вера Павловна не сочли нужным сказать ей об этом. Но сейчас обе обрадовались ее приходу.
О Мавлютине этого нельзя было сказать.
— Я сам открою. Оставайтесь здесь, — сказал он и быстро вышел в прихожую.
В окошечко Мавлютин увидел матросов и сразу почувствовал слабость в коленях. «Это за мной пришли. За мной», — подумал он в панике.
Он заметался в поисках выхода. Ну конечно так. Мавлютин быстро нахлобучил шапку, сорвал с вешалки пальто, но второпях никак не мог попасть в рукава. Отодвинув засов входной двери, он беззвучно отпрянул в соседний чулан.
— Проходите, пожалуйста. Проходите, — говорила Даша.
В коридорчике зашаркали ногами.
Мавлютин стоял рядом в чулане и трясся как осиновый лист. Что, если кому-нибудь вздумается открыть эту дверь? Нет, кажется, пронесло!
Оба матроса прошли за Дашей прямо в дом. Теперь, пока они ищут его там, нельзя терять ни секунды. Он мигом выскочил на крыльцо и побежал через двор, волоча по снегу пальто.
Только на другой улице Мавлютин одумался. Почему он предположил, что матросы пришли за ним? Скорее случайное совпадение. А, все равно — назад не возвращаться!
Но куда идти?
А в доме разговор явно не клеился. Даша никак не могла понять причину внезапной холодности сестры. Она будто и не рада была приходу Логунова.
Олимпиада Клавдиевна с воинственным видом расхаживала по гостиной.
«Немудрено,
Даша в меру своих сил старалась поддерживать разговор.
— Я видела здесь флотский оркестр. Наверно, устраивается вечер? — спросила она.
— Похороны, — мрачно сказал Логунов.
— Какие похороны? — Олимпиада Клавдиевна остановилась перед ним.
— Сегодня ночью один офицер убил конвоира, ведшего его в тюрьму, и скрылся. Конвоиру семнадцати лет не было — мальчишка, — пояснил Михайлов.
Вера Павловна страшно побледнела.
— Убил? Он убил...
Олимпиада Клавдиевна поспешила к ней со стаканом.
— Вера, выпей воды. Хочешь, я брому накапаю?
Но Вера Павловна отстранила ее.
— Я знаю, кто убийца! Он здесь, в этом доме, — твердым, окрепшим голосом сказала она.
— Вера, что ты говоришь! Одумайся, — в ужасе вскричала Олимпиада Клавдиевна.
— Нет, я должна... Я перешагну через это, — все так же громко и твердо говорила Вера Павловна. — Он мой бывший муж — Мавлютин. Прибежал сюда ночью. За ним гнались. Я не знала, что он натворил. Задержите его.
Повинуясь ее взгляду, Михайлов кинулся в переднюю
Даша только теперь поняла все, всплеснула руками. Вот так новости!..
Олимпиада Клавдиевна была похожа на переполошившуюся наседку, выведшую утят и видящую, как ее питомцы вдруг пустились в плавание по бурной быстрой реке. Она ахала и вздыхала.
Михайлов вернулся.
— Он, видно, как мы пришли, сразу же улизнул. Гнаться бесполезно.
...Михайлов шел по улице и улыбался людям. Улыбнулся и Мавлютину, повстречав его на одном из перекрестков.
Мавлютин заметил, как невысокий матрос сказал что-то своему товарищу и при этом указал рукой на него. «Узнали», — с пробудившимся страхом подумал он.
А Михайлов говорил Логунову:
— Ты знаешь, какая это женщина? Нет, ты не знаешь!.. На твоих глазах человек второй раз на свет родился, а ты даже этого не заметил. Какую, брат, целину вспахала революция! Какие всходы будут! Вот так глядишь на человека, — он показал на уходящего Мавлютина, — и разве разберешь, кто он такой? Сложная, брат, штука — жизнь. Человека понять — это не траву скосить.
Мавлютин еще раз оглянулся на них и свернул в первый же проходной двор.
После второй встречи с моряками он некоторое время бродил по улицам, размышляя, у кого из знакомых легче укрыться. Идти к Левченко нельзя, к Бурмину или Чукину тоже. За их домами, несомненно, ведется наблюдение. Варсонофия Тебенькова нет в городе, и квартира у него заперта. В гостиницу не пойдешь. Ввалиться к кому-нибудь из местных обывателей? Мавлютин усмехнулся, представив себе, как его вежливо станут выпроваживать. Черт возьми, выходит, и податься некуда.