На Востоке
Шрифт:
В середине ноября, готовя наступление крупными силами, белокитайцы провели разведку боем на различных участках границы.
Теперь уже каждому было ясно, что за этим последуют боевые действия. В сообщении ТАСС так и говорилось:
Учитывая создавшуюся на Дальнем Востоке обстановку, командование Особой Дальневосточной армии принуждено было принять со своей стороны контрмеры по защите наших границ и для обеспечения охраны пограничного населения и нашего тыла{10}.
Советские войска, приведенные в боевую готовность, были выдвинуты к границе. Забайкальская группа ОДВА под командованием С. С. Вострецова к этому времени сосредоточилась в районе станиц Даурия, Борзя, поселок Абагайтуевский. В группу
Правда, наши части в большинстве своем были укомплектованы по штатам мирного времени. К примеру, 21-я Пермская стрелковая дивизия была территориальной, и ее из района Перми подтянули к границе, когда назревал конфликт. Одним словом, ОДВА численно уступала противнику почти в три раза.
Объявляя о решении советского командования проучить агрессора, командир полка остановился во время совещания на политических задачах военных действий. Они преследовали цель установления мира у советских границ.
До нас довели разосланную политотделом 18-го стрелкового корпуса в войска накануне наступления Директиву о политическом обеспечении операции в районах Маньчжурия - Чжалайнор.
Приведу строчки из нее, ибо в них можно найти разъяснение тех задач, которые стояли перед нашими войсками:
Ни на шаг не отступая от настойчивого курса на мирное разрешение конфликта, не изменяя общих оборонительных задач ОДВА, РВС армии решил предпринять активно оборонительные действия и, упредив противника, разгромить его группирующиеся силы. Успех этой операции будет иметь совершенно исключительное политическое значение, выражающееся в деморализации китайских войск на всех участках, в переломе настроения беднейшей части китайского населения в нашу пользу, в создании вполне положительного общественного мнения в Маньчжурии для ускорения разрешения мирным путем затянувшегося конфликта. Вместе с тем это будет новой и яркой демонстрацией и превосходства Красной Армии над противником{11}.
Далее в директиве указывалось, что помимо разгрома вооруженных сил противника войскам предстоит разрушить все укрепления и сооружения, важные в военном отношении, разгромить и уничтожить здания тюрьмы и полицейских участков, а всех арестованных освободить.
Особое внимание в директиве обращалось на необходимое в обеспечении образцового поведения красноармейцев на захваченной территории. Об этом говорилось так:
Обеспечить самое выдержанное и корректное отношение ко всем слоям населения, и особенно к трудящимся... Категорически запретить присвоение военнослужащими даже самых мелких вещей, а также всяких покупок на территории противника.
Незадолго до второго в этот день и столь необычного вызова в штаб я довел эту директиву до личного состава вверенной мне 6-й стрелковой роты и теперь сам еще находился под ее впечатлением.
В штаб прибыл, признаюсь, во взволнованном, возбужденном состоянии. Командир полка встретил тепло, выслушал рапорт, пригласил к походному столу, установленному посреди штабной палатки. Я успокоился, снял перчатки, поправил шинель. Приятно было очутиться в тепле после целого дня, проведенного на морозе. А мороз, надо сказать, достигал в тот день 20 градусов.
М. И. Пузырев начал без предисловий, запали в память его четкие, рубленые фразы:
– Вашей роте предстоит ответственное дело... Подразделение - лучшее в полку, потому уверен - справитесь.
Я подтянулся, уставившись на небольшой походный стол, на котором была разложена топографическая карта района
Командир полка продолжал:
– Приказываю... скрытно выдвинуться к разъезду Абагайтуй и разрушить железнодорожные пути, затем обойти станцию Маньчжурия, перерезать железную дорогу и нарушить сообщение со станцией Хайлар... Главная задача - лишить противника возможности маневрировать силами и средствами... Все ясно?
– Ясно...
Я уже собрался уходить, однако Пузырев остановил.
– Одну минуту. Возьмите вот это, - сказал он и достал из командирской сумки свой компас.
В то время компасы и бинокли были большой редкостью, почти не имели мы и топографических карт, поэтому меня тронуло внимание командира. Трудно бы мне пришлось ночью на незнакомой местности.
Возвращаясь к себе, я думал над тем, что сказал командир полка. Он назвал роту лучшей в полку, а давно ли это стало так...
До перевода в 106-й Сахалинский стрелковый полк, входивший в состав 36-й стрелковой дивизии, я служил в Даурии. Назначение было неожиданным. Прибыл в Песчанку, где дислоцировался полк, и сразу представился командиру. Пузырев принял сердечно, приветливо, поинтересовался семейным положением, где и в какой должности служил раньше. Беседа окрылила меня, подняла настроение. Кому из военных не известны тревоги, связанные с переводом на новое место службы. На первых порах все кажется чужим, неприветливым. Так и хочется вернуться обратно. На сей же раз со мной подобного не произошло. Теплая встреча сняла тяжесть разлуки с прежними сослуживцами. Правда, легкой жизни командир полка не сулил, скорее, наоборот: предупредил о больших трудностях, с которыми придется встретиться.
– Не буду скрывать, - сказал он, - рота досталась вам тяжелая. Подобрались в ней, как мы привыкли говорить, трудные бойцы. С боевой подготовкой дела плохи, с дисциплиной тоже... Предшественник ваш пытался поправить дела, но ему это не удалось. Надеюсь, что вы сумеете.
Я не знал, что ответить. Категорически заявить, мол, выведу роту в передовые, не мог. Это походило бы на бахвальство, а хвастаться не привык. Пасовать - тоже не в моих правилах. Помедлив, сказал:
– Постараюсь сделать все, что можно.
Ответ, видимо, пришелся командиру полка по душе. Он улыбнулся:
– Вот и хорошо. Желаю удачи. Помощь понадобится, не стесняйтесь, приходите ко мне.
Со смешанным чувством отправился в роту. С одной стороны, владело желание оправдать надежды командира полка вывести ее если не в передовые, то хотя бы из отстающих, с другой - брало сомнение: а получится ли? Мой предшественник, очевидно, тоже старался, да не вышло. А почему выйдет у меня? Я гнал прочь эту мысль, настойчиво внушал себе: Ты должен справиться, обязательно должен, Ведь не зря же именно тебя назначили командовать этой ротой. Значит, надеются.
Первое знакомство с личным составом подразделения оставило неплохое впечатление, я бы сказал, даже ободряющее. Красноармейцы как на подбор рослые, красивые, физически крепкие. С такими, казалось, горы свернуть можно. Вот только что скрывалось за этими внешними качествами, оставалось для меня загадкой, которую и предстояло разгадать. Но под силу ли это одному? Найдутся ли в роте надежные помощники? Подобные вопросы волновали меня до тех пор, пока не познакомился ближе с политруком Т. Бабушкиным, командирами стрелковых взводов И. Лукиным, Л. Суховольским, И. Шамшуровым и командиром пулеметного взвода П. Коневым. Первые же дни совместной работы показали, что на этих людей можно опереться. Они горели желанием вывести роту из прорыва. Нельзя не сказать добрых слов о политруке Бабушкине. Это был грамотный, вдумчивый политработник. Он ничего не решал поспешно, старался внимательно вникнуть в существо дела, разобраться, а уж потом принимал решение.