На войне и в плену. Воспоминания немецкого солдата. 1937—1950
Шрифт:
Следующим препятствием на пути домой стала железная дорога. Она хорошо охранялась, и мне пришлось просидеть в укрытии целый день, чтобы дождаться темноты, когда выпадет возможность перейти ее. Ярко светило солнце, но у меня совсем не было настроения загорать; минуты текли невыносимо медленно, как это бывает всегда, если вынужден в одиночестве дожидаться чего-то очень для тебя важного. Примерно один раз в час окружавшее меня однообразие нарушал проходивший мимо поезд, который напоминал мне, что существовали гораздо более скоростные способы передвижения по земле. Подумав, я пришел к выводу, что мог бы воспользоваться и этим «попутным транспортом». Конечно, не стоило рисковать и вскакивать в идущий мимо эшелон при свете дня. Но ночью я смог осторожно прыгнуть в последний вагон медленно идущего товарного поезда. Никто меня не заметил, ведь я спрятался под брезент, которым
— Это будет роскошная поездка, к тому же в полной безопасности, — убеждал я самого себя, лежа на спине и мысленно воздав хвалу своей сообразительности. — Все, что тебе останется сделать, это благополучно покинуть вагон, прежде чем он остановится под разгрузку. И благодаря Красной армии ты вскоре окажешься там, где нужно.
Это чувство ложной безопасности убаюкало меня и заставило совершить ошибку, о которой я сожалел еще много лет. Я заснул, причем так глубоко, что не услышал, как эшелон замедлил ход. Меня разбудил громкий стук железнодорожных молотков. Мгновенно проснувшись, я с ужасом увидел, что разгрузка уже идет полным ходом. Поезд стоял на большой станции, хорошо освещенной и многолюдной. Я попал в ловушку. Из-за того, как стоял мой танк, я не мог даже незаметно скользнуть вниз под вагон и спрятаться между рельсами. В панике и отчаянии я отступил как можно дальше, к самому краю вагона, и спрятался между гусеницами танка в кормовой части машины.
Звуки разгрузочных работ были все ближе, а мне оставалось только выглядывать из своего убежища и размышлять о том, не пристрелят ли меня на месте. Минуты казались часами. Вдруг кто-то сдернул брезент и полез внутрь танка. Взревел двигатель, и монстр медленно отправился по разгрузочной рампе вниз. В вагоне не осталось никого, кроме меня.
Тщетно пытаясь остаться незаметным, я распластался на дне вагона, под беспощадным всевидящим оком ярких фонарей.
Глава 9
ДВАЖДЫ НА ВОЛОСОК ОТ СМЕРТИ
Иногда фермер, собирая урожай и перекладывая к себе в тележку последний сноп, вдруг видит под ним кролика или мышь, замершую от ужаса своей внезапной беззащитности. Но вряд ли застигнутый таким образом кролик или мышь находились в худшем положении, чем то, в котором вдруг пришлось оказаться мне. На несколько секунд повисла гнетущая тишина, а потом кто-то вдруг пронзительно, во весь голос, закричал: «Фриц! Фриц!» Казалось, не прошло и мгновения, как вокруг меня собрались все, кто в тот момент был на станции, будто я был диковинным экспонатом зоопарка. В мерцании фонарей я медленно поднялся и попытался придать своему лицу мужественное выражение, как и подобает мужчине в минуту опасности.
Я думал, что готов ко всему, но то, что произошло потом, ввергло меня в состояние удивленного ступора. Сначала мне показалось, что я сошел с ума: кто-то в толпе окликнул меня по имени. Может быть, такое всегда случается с людьми на пороге смерти, подумал я. Но это был не какой-то призрак, голос которого трубил в моем сознании о грядущей гибели: через толпу пробивался человек в солдатской форме. Продвигаясь вперед, он не переставал выкрикивать мое имя. Наконец, я узнал его: это был Иван!
Да, Иван, тот самый говоривший на немецком языке военнопленный из Киева, которого я когда-то включил в состав рабочей партии, набранной в лагере под Дубно. Пока он под моим надзором участвовал в строительстве укреплений, мы с ним долго, по-дружески обсуждали, в чем состоит сходство и различие в жизни русских и немцев. Благодаря счастливейшему совпадению именно в тот момент он находился на станции и сразу же узнал меня, несмотря на мою густую бороду и запачканную одежду. Когда Иван подошел к вагону, он развернулся и что-то долго объяснял собравшимся, после чего сказал мне, чтобы я спускался вниз и не боялся, никто меня не тронет. Иван рассказал всем, что, когда он был в плену, я обращался с ним очень хорошо и теперь он намерен отплатить мне за это той же монетой. И настроение толпы сразу же изменилось в мою пользу. Конечно, мне, как и в прошлый раз, пришлось пожертвовать часами и всеми личными вещами, но на этот раз все вели себя весьма вежливо, а некоторые, демонстрируя свое дружелюбие, даже пожимали мне руку.
Меня накормили, напоили и дали сигарету. Мы с Иваном сели на платформу и стали рассказывать друг другу о себе. Я поведал ему о том, что со мной произошло с момента нашей последней встречи, а потом выслушал рассказ Ивана. Как оказалось, тот, кто сменил меня на посту бригадира, оказался очень жестоким человеком, и вся бригада
Как только Иван ушел, вокруг меня немедленно начала собираться настроенная ко мне самым враждебным образом толпа. Так падальщики собираются вокруг животного-подранка. Они начали издеваться надо мной и выкрикивать оскорбления, сначала очень тихо, а потом все громче, пока, наконец, их вожак не обратился ко всем с вопросом: «Ну и что мы будем делать с этим фрицем?» На такие вопросы следует давать определенный ответ. И здесь все зависит от тона, которым он задается. В данном случае толпа с готовностью выдала этот ответ.
«Пристрелить его и дело с концом!» — немедленно последовало предложение. Его тут же подхватили, раздалось еще несколько голосов: «Пристрелить его! Пристрелить фрица! Прикончить его!»
Неожиданно мне на помощь пришел грузин-охранник. Очевидно, это была очень противоречивая натура. Когда его товарищ Иван просил позаботиться обо мне, он повел себя так, будто ему не было до меня никакого дела. Но как только кто-то высказал желание убить меня, грузин тут же пришел мне на помощь. Он немедленно грубо растолкал агитаторов, сопровождая свои действия словами на незнакомом, резко звучащем языке. Потом грузин отвел меня к домику, расположенному рядом со зданием станции, где передал двоим гражданским, которым поручил присматривать за мной, пока меня не заберут. Ближе к вечеру прискакал верхом на лошади некий молодой человек, который спросил обо мне. Затем он отправился в путь по городским улицам, а я то шагом, то бегом следовал за ним. Казалось, его не очень беспокоило, успеваю ли я за ним: он ни разу не оглянулся, чтобы убедиться в том, что я не отстал по дороге. Возможно, он полагался на мое чувство самосохранения, на то, что я хорошо понимаю, что для меня будет лучше держаться к нему поближе. Наконец, всадник остановился у деревенского домика неподалеку от опушки леса, в котором проживал вместе со своими четырьмя товарищами. Позже я узнал, что все они были партизанами и меня приставили к ним в качестве прислуги. Мои обязанности состояли в том, чтобы содержать в чистоте дом, чистить картошку и обувь его обитателей, ухаживать за лошадьми и убирать в конюшне. В первый вечер я чувствовали себя довольно неуютно, так как не понимал своего положения, но утром вернулся один из обитателей домика, который участвовал в облаве на отставших немецких солдат. Он говорил по-немецки и, наконец, объяснил мне то, что от меня требовалось.
Этот человек говорил на моем языке безукоризненно, настолько четко, что, заговори я с ним даже в Германии, сразу же понял бы, что передо мной иностранец. Для каждой местности характерны свои интонации или собственные выражения, и только те, кто получает знание языка извне, могут достичь в нем абсолютной чистоты. Я так и не узнал, где этот человек сумел освоить мой язык практически в совершенстве. Он был немногословен, но я до сих пор думаю, что его готовили к работе в качестве шпиона. Уточнив круг моих обязанностей, он предупредил меня, чтобы я даже не пытался пробовать бежать, так как шансов на успех у меня все равно нет. После этого он практически со мной не разговаривал. Было бы излишне упоминать, что я решил последовать этому совету: я чувствовал, что, не отдохнув и не восстановив свою физическую форму, я не способен подвергать себя таким испытаниям.
Мне пришлось провести в домике у леса не больше недели. За это время я прекрасно справлялся со своими обязанностями, и мои хозяева были довольны моей работой. Я питался с ними за одним столом. В наш рацион входили молоко, мясные консервы, картофель и хлеб. Кроме того, я теперь не испытывал недостатка в сигаретах, в основном немецких. Русским они казались слишком слабыми, и теперь, после того как я попробовал махорку, меня это уже не удивляло. Мне отдали все запасы трофейных сигарет Salems, очень популярной марки немецкого табака, и я практически не расставался с этими роскошными сигаретами. Теперь, когда я регулярно питался и был избавлен от нервных перегрузок, почувствовал, что даже за это короткое время начинаю восстанавливаться и набирать вес.