На все четыре стороны
Шрифт:
Но при таком подходе впечатления дробятся, а путешествие превращается в нечто вроде коллекционирования марок. Вы отправляетесь на поиски большой пятерки (лев, слон, леопард, носорог и черный буйвол), сцены убийства или другого эффектного зрелища. Вы ловите себя на том, что постоянно задаете вопросы типа «Какова продолжительность беременности у газели Томсона?» или «Сколько километров гиена может пробежать ночью?», точно готовитесь принять участие в какой-нибудь дурацкой викторине. Вы старательно запоминаете забавные эпизоды – надо же будет чем-то развлечь друзей.
Выбраться из машины и пройтись пешком – это совсем другая песня. Моментальные снимки сольются в одну необъятную, ошеломительную панораму. Вы перестанете быть невидимым всемогущим зрителем и сделаетесь частью окружающего мира. Тем, кто наблюдает, и тем, за кем наблюдают. Вы будете выслеживать,
Вы либо понимаете, в чем суть Африки, либо нет. Я возвращаюсь сюда год за годом, потому что вижу здесь мир со снятой крышкой. Здесь обнажено его устройство, весь его мудреный механизм, вся эта фантастически сложная и прекрасная система зубчиков, колесиков, пружинок, шестеренок и балансиров, благодаря которой вертится и живет наша планета. Африка придает смысл разговорам на тему природоохранных проблем, экологии, биоразнообразия и прочих штучек, которые в Англии кажутся выдумкой бородатых чудаков-отщепенцев, колдующих над своим огородишком на заднем дворе. Здесь это обретает грацию и глубину религиозного убеждения.
Итак, если вы решились на пешую прогулку, непременно посетите Селус. Это область размером с Данию, самый обширный девственный заповедник в мире, названный в честь Фредерика Селуса – героя многих легенд и величайшего из всех белых охотников, послужившего прототипом хаггардовского Аллана Квотермейна. Это огромное царство песка, камня, джунглей и колючего кустарника, рассеченное пополам и изузоренное рекой Руфиджи, которая течет в песке и ежегодно меняет русло после сезона дождей, оставляя за собой целые озера и глубокие овраги под сенью веерных пальм. Здесь самое многочисленное в мире скопление бегемотов, крокодилов и слонов. Здесь обитают некоторые из последних уцелевших черных носорогов и самые большие стаи гиеновых собак. Взгляните на реку и ее окрестности с глыбы песчаника, на которой стоит отельный комплекс Sand Rivers, – эта первозданная чистота сохраняется здесь уже добрый десяток миллионов лет. Вы можете устроиться на ночлег под противомоскитной сеткой в пересохшем ложе реки и слушать звуки великой драмы, разыгрывающейся в мире чернильных теней, – их рисует луна, яркая, как прожектор на стадионе «Уэмбли». Можете сидеть у костра и считать падающие звезды. Можете пройти на плоскодонке по речным перекатам – где-нибудь за вами обязательно пробежится рассерженный бегемот – или половить на удочку пугающе агрессивную рыбу-тигра (она же терапон) – только не забывайте следить, чтобы на вас самих не клюнул голодный крокодил. Или тихонько подкрадитесь к месту купания слонов и с замирающим от волнения сердцем подсмотрите, как они это делают. Вы можете стать одним из очень немногих счастливцев, которым довелось увидеть настоящих гиеновых собак, – стая этих пестрых африканских волков, отдыхающих в тени акаций, смахивает на пятнистое лоскутное одеяло. По-вашему, все это страшновато? Ничего подобного – это всего лишь страшно интересно и увлекательно. И если вам кажется, что в моем описании перебор ярких красок, я и не подумаю извиняться. Когда хочешь заразить других своим энтузиазмом, сдержанность – плохой помощник. А если это, на ваш взгляд, все-таки чересчур красиво, для того чтобы быть правдой, – что ж, дело хозяйское. Оставайтесь дома. Я это как-нибудь переживу.
Для западных жителей Африка – континент, который существует вопреки африканцам. Во всей восторженной литературе, порожденной этим местом, туземцы неизменно выступают только в роли слуг, носильщиков или статистов – и это печально. Туристы из других краев редко выражают желание пообщаться с коренным населением. Сами африканцы уделяют заботам о своем зверье на удивление мало времени. Единственный жираф, который их волнует, изображен на местных банкнотах. Но Танзания – в особенности Танзания – это фантастически дружелюбное и любопытное человеческое сообщество. Побывать здесь и увидеть только крокодилов да антилоп на вольном выпасе – значит ограничиться лишь половиной впечатлений. Предпринимательской фантазии и энергии,
Стоун-таун – исторический центр Занзибара, главного города одноименного мусульманского острова, который был центром арабской работорговли. Занзибар – остров гвоздики и слоновой кости; именно отсюда Ливингстон и прочие викторианские исследователи начинали свои путешествия в неведомое. Эти кривые улочки и дома из кораллового известняка с их внутренними двориками выглядят скорее североафриканскими – по ним не скажешь, что находишься к югу от Сахары. Сидя в английской церкви на территории бывшего невольничьего рынка – ее алтарь возведен точнехонько на том самом месте, где раньше секли провинившихся рабов, – я слушал мягкие, скорбные африканские голоса, выпевающие англиканскую вечерню на суахили.
Остров Мнемба неподалеку от Занзибара – это, строго говоря, вообще не Африка. Он принадлежит миру рекламных туристических буклетов. Я никогда и нигде не видел такого совершенного воплощения мечты о необитаемом острове. Его можно обойти за двадцать минут. На нем всего десяток хижин, спрятанных в джунглях. Есть еще бар и изумительно вкусная снедь, которую подают при свечах на пляже. Днем здесь всегда солнечно и всегда больше тридцати по Цельсию, но ярко-белый песок никогда не раскаляется. Море имеет цвет глаз Пола Ньюмена, до рифа рядом с берегом легко доплывет брошенный в воду щенок. Здесь вас никто не укусит и не ужалит, и вокруг больше неторопливых слуг, чем суетливых пляжников. Вся ваша одежда – это кукой, нечто вроде подгузника для взрослых. Тут и впрямь легко впасть в детство: пять дней сладкого безделья вернули меня на уровень пятилетнего. Куда только подевались все стрессы! Я стал вялым, улыбчивым, гукающим, маслянистым комком простых нужд и желаний, переползающим с солнца в тень, будто счастливая бронзово-коричневая личинка. Купаться с маской и трубкой среди коралловых рифов – в точности то же самое, что смотреть мультяшный канал с выключенным звуком. Тебя окружают невесомые, интеллектуально нейтральные цвет и движение. В соседних хижинах пресыщенные тарзаньими упражнениями новобрачные лениво играли в мамочек и папочек. Голубиное воркование на крыше навязчиво складывалось в какую-то знакомую мелодию. Что это за песенка – «The mighty Quinn»? Нет. «Неге we go round the mulberry bush»? Тоже нет. Наконец я вспомнил: это была «Swinging safari».
Надеюсь, вы рассердитесь
Уганда, октябрь 2000 года
Ничто не просыпается с большим оптимизмом, чем Африка. Доброе утро в Африке – чудесное зрелище. Солнце появляется, сияя и улыбаясь, точно волшебник из детской сказки; в этом рассвете нет и намека на сомнамбулическую бледность ленивых северных зорь. Чистые золотые лучи льются сквозь кроны пальм и акаций. Воздух свеж и прозрачен, до пыльной взвеси и знойного марева еще несколько часов, и все вокруг сверкает, как только что отчеканенная монета.
Звуки раннего утра в Африке: горластые петухи стараются перекукарекать друг друга, птицы-ткачи в терновнике галдят, точно иммигранты на временном поселении, журчат голуби, блеют голодные козы, хихикают дети, купаемые в жестяных тазах, мужчины откашливаются и плюют на осколки зеркала, чтобы побриться перед крытыми пальмовым листом мазанками, радиоприемники потрескивают в поисках далеких новостей и малийских популярных песенок. Крикливые женщины у одышливых насосов наполняют водой первые из бесконечной цепочки четырехгаллоных пластиковых канистр, и везде этот особый запах, самая Неуловимая черта солнечного континента, – горящая древесина твердых пород, пот тяжкого труда, животный жир и сонный зевок пробуждающейся красной земли. Нигде не начинают новый день с такой надеждой, как в Африке. И нигде она не нужна так, как здесь.
Уганда – сад Африки – настоящее буйство зелени. По сравнению со своими соседями – Кенией и Танзанией по ту сторону озера Виктория и Суданом на севере – это неистово плодородный край. Тут растет все. Постойте, опершись на трость, и она покроется молодыми побегами. По дороге на север вы встретите слабо знакомый шахматный рисунок полей, редкое к югу от Сахары обещание изобилия. В верхнем левом углу, где страна смыкается с Конго и Суданом, главная товарная культура – табак. На узких фермерских наделах находится место кассаве, маису, картошке, бананам и густолиственным овощам, имеющим только туземные звучные названия. У кромки полей пасутся толстые, лоснящиеся козы; куры и утки ковыряются в земле.