На всех была одна судьба
Шрифт:
В Балтийском электродепо Ленинград-Варшавского узла были построены бронепоезда «Балтиец» и «Народный мститель». Их экипажи состояли в основном из железнодорожников. Имея на Балтийском направлении до 15 огневых позиций, бронепоезд скрытно появлялся вблизи передовой, ураганным огнем накрывал заранее определенные цели и стремительно уходил на запасные позиции, избегая ответного удара. Но для того, чтобы «крепости на колесах» могли подходить на близкое расстояние к передовой и затем уйти от поражения, требовалось поддерживать в исправности путевое хозяйство. Это был тяжелый, опасный
На Ленинград-Варшавский узел Октябрьской дороги Катя Слизень пришла в 1942-м, 20 лет от роду, уже замужней, похоронив зимой 1941–1942 годов грудного ребенка. Здесь, на Варшавском узле, работал мастером ее муж Михаил Николаевич. Ремонтная бригада, куда попала Катя, поддерживала в исправности участок, начинающийся непосредственно от вокзала до 4-го километра. Вокзал, депо, станционное хозяйство, линию дороги немцы обстреливали методично, день за днем. Иногда снаряды разбивали большой участок полотна – тогда работала бригада по двое-трое суток; уходили, только подготовив линию к движению. Второй путь был разобран – для ремонта не хватало шпал, рельсов…
О выходе бронепоезда на линию путейцам заранее не сообщалось, вся информация о передвижении по железной дороге относилась к особо секретной – так было по всей стране и, конечно, в блокадном Ленинграде. От путейцев требовалось одно: в любое время без задержки выпустить бронепоезд на огневые позиции. В момент его работы и особенно после ухода с передовой, когда вслед начинала яростно бить немецкая артиллерия, девушки-путейцы прятались в землянках, которые могли уберечь только от осколков, но не от прямого попадания.
Как более опытную, обстрелянную, Катю перевели еще ближе к передовой – на седьмой километр, в район Средней Рогатки. Через переезд двигались воинские подразделения, транспорт, техника. Дежурная должна была регулировать поток, не допускать заторов, следить за исправностью своего участка пути, своевременно закрыть переезд, если внезапно появлялся бронепоезд. Шлагбаум опускался, конечно, вручную. Это была передовая: в насыпи дороги, на ее высоких участках, пехотинцы, артиллеристы отрывали себе землянки, блиндажи, в которых жили, скрывались от обстрелов.
Блокадный паек по-прежнему оставался скудным, голодным, и, заранее готовясь к новой зиме, путейцы, как и многие ленинградцы, весной 1942 года копали огороды, разбивали грядки. Огородничали возле «рабочих мест» – вдоль железнодорожного полотна. Сеяли в основном свеклу и морковь, картофеля на посадку ни у кого не было. Небольшой запас овощей поддерживал Катю зимой. Во время дежурств на переезде иногда удавалось выменять у проходивших красноармейцев на свеколку или морковь ломоть хлеба… Ценой всему был тогда хлеб.
Железнодорожный стаж Клавы Редкиной начался на 11-й дистанции пути Ленинград-Варшавского узла. Пришла она сюда с квитком от Биржи труда. Выписали ей направление в ремонтную бригаду. Клава растерялась: «Я рельсу не подниму…». Кадровики рассмеялись: «Работать, девочка, будешь не одна – с бригадой».
Ремонтницей работала Клава год, впоследствии ей здорово пригодились навыки, полученные от опытных путейцев.
От переезда до передовой – три километра. Немецкая артиллерия била и «по площадям», и по конкретным целям. Наблюдение за железной дорогой велось постоянно. Однажды недалеко от переезда остановилось на короткий отдых воинское подразделение. Не прошло и пяти минут, как среди бойцов стали рваться снаряды… Обстрелы заставляли иной раз бросать и «сельхозработы». Осенью 1942 года в свободный день (работали на переезде вдвоем, по 12 часов) решила выкопать картошку. Весной удалось раздобыть для посадки несколько десятков «глазков». Только выбрала несколько кустов – недалеко рванул снаряд. И уже свистит другой. Бросила лопату, ведро – скорей в укрытие…
Вторая блокадная зима была такой же суровой, как и в 1941 году. Вражеская артиллерия била «без выходных», а это – повреждения железнодорожного полотна… Целый день на морозе с обжигающим ветерком – того и гляди прихватит нос, щеки. Не очень-то грели спецовка и ватник «на рыбьем меху». Откуда брались силы перетаскивать рельсы, шпалы, забивать костыли – это при том, что девушки от недоедания, слабости едва волочили ноги! Но путь восстанавливался, бронепоезд выдвигался на позицию и наносил удар – приближался день, который так ждали ленинградцы.
В январе 1943 года, когда победно завершилось окружение в Сталинградском котле 250-тысячной армии Паулюса, была пробита брешь и в блокадном кольце. Город получил сухопутную связь с Большой землей. Больше стало поступать муки, другого продовольствия, сырья для заводов, работавших на оборону. (Ленинградцы обеспечивали вооружением не только Ленинградский и Волховский фронты, но и отправляли часть продукции далеко за пределы города.) И все же обстановка оставалась напряженной: немецкая артиллерия упорно била по давно пристрелянным целям, самолеты со свастикой прорывались сквозь зенитный огонь к железнодорожным узлам, выслеживали составы. (За подбитый паровоз немецкие летчики получали железный крест.) Работа путейцев оставалась трудной, опасной и такой необходимой Ленинграду…
На Ленинград-Варшавский узел Октябрьской железной дороги Феодосия Фёдоровна Кузнецова пришла в 1939 году. До назначения путевым обходчиком успела набраться опыта на ремонте железнодорожного полотна. Длина участка – 8 километров. Штатное снаряжение – путевой ключ, молоток, железные костыли, гайки, мелкий инструмент, фонарь – тянуло килограммов на пятнадцать, целый пуд. Блокадной весной, отправляясь в свой первый обход с такой сумкой, она не верила, что дойдет до конца маршрута и вернется. А после дежурства – пешком в общежитие, на улицу Шкапина, где жили девушки-путейцы. Утром снова на участок – долгие, бесконечные километры… Если повреждение случалось ночью – на Шкапина появлялся рассыльный, и бригада отправлялась на аварийный участок. Работать приходилось в темноте, соблюдая светомаскировку. Линия находилась под обстрелом батарей, расположенных на высотах в районе Пушкина.