На всех фронтах
Шрифт:
Майор задумался. Что касается меня, то я был просто опьянен успехами и где-то в душе мнил себя героем нашего фронтального удара, так как видел сосредоточение наших частей. Майор пообещал быть осторожнее и что-нибудь придумать.
Вечерами, когда мы прилетали до захода солнца, я, изловчившись, незаметно подсовывал Верочке записку, приглашая на свидание. Сидели мы тут же, поблизости от хаты, так как Передерий мог нечаянно пальнуть в темноте из автомата. Быть с ней вместе хотя бы полчаса было верхом счастья.
Как-то вечером Прасковья, умоляюще глядя
Наутро мы ушли в облет немецких позиций заданного квадрата несколько позднее обычного.
Майор нервно вертелся на своем сиденье, настороженно посматривая на небо. Я наносил на карту все новые и новые позиции противника далеко на правом фланге нашего фронта. Далеко от нас на юге была видна армада бомбардировщиков. Вдруг вся линия немецких позиций покрылась вспышками. Линию нашей обороны окутал дым разрывов. Появилась пикирующая авиация. Вспыхнули воздушные бои. Нашему «костылю» пора было уходить.
Тонкая ленточка советских окопов была прорвана, туда узкой лентой хлынули войска, танки, броневики. Я мрачно смотрел на развертывающееся под нами наступление фашистов. Как мы устали слышать сводки о сдаче городов на Севере, вот пришел и наш черед. Было до боли обидно за свое бессилие. От злости я вскинул пулеметы и открыл огонь по наземным целям. Майор не остановил меня…
Самолет мягко запрыгал по нашему маленькому аэродрому, подрулил к стоянке. Последние пометки на карте, и я бегом бросился к избе… Но что это?! Нас никто не встречает! Привалившись всем телом к стене избы, словно зацепившись за что-то, лежал с финкой в груди Соловьев. Я вбежал внутрь. За столом сидел убитый в спину комиссар. В ужасе я огляделся. Нехитрый скарб нашей колонии был перевернут вверх дном. Я выхватил револьвер, вышел на крыльцо. Из-за поворота показался майор, он как ни в чем не бывало сбивал веточкой пыль с сапог.
Мой вид несколько смутил его:
— Что случилось?
Войдя в избу, майор огляделся.
— Володя, здесь были десантники. — Он впервые назвал меня Володей. — Фронт уже прошел, нам осталось очень немного времени до захода солнца. Бензину на час полета едва хватит.
Помнится, сжалось во мне все до предела. Вот тогда-то и стал я настоящим солдатом.
Да, много воды утекло с тех пор. Несколько лет назад судьба свела меня на одном из аэродромов ГДР с моим майором. Этот всегда сдержанный в чувствах человек был искренне удивлен не столько встречей, сколько происшедшими во мне изменениями. Заметив это, я сказал:
— Седеем, товарищ майор, седеем…
По его лицу пробежала едва заметная улыбка:
— Ну, положим, седина у вас начала пробиваться еще в сорок первом…
Виктор Булынкин
БАРЖА
В результате Ясско-Кишиневской операции, характерной своей внезапностью, мощью первоначального удара и высокими темпами наступления, советские войска освободили Молдавию, а также создали благоприятные предпосылки выхода из войны Болгарии.
Буржуазное англофильское правительство Муравиева 4 сентября 1944 года заявило о «безупречном нейтралитете», не подкрепляя его практическими делами. Наоборот, в городе Рущук и черноморских портах немцы сосредоточили более сотни военных и транспортных судов. В восточных и западных районах Болгарии продолжали укрываться остатки немецких частей, разбитых в Румынии.
Ввода войск Красной Армии в Болгарию требовала как военно-стратегическая, так и политическая обстановка, в которой 3-му Украинскому фронту необходимо было вести подготовку к Белградской операции. Однако раньше требовалось форсировать Дунай и преодолеть до 450 километров по сильно пересеченной, гористой местности. Задача осложнялась еще и отсутствием в то время развитой сети дорог на территории Болгарии.
При переходе 8 сентября нашими войсками болгарской границы не прозвучал ни один выстрел. Вскоре стало известно о стихийном братании воинов Красной Армии с народом и армией Болгарии.
К исходу этого дня наши войска преодолели до 70 километров, а на второй день еще более ста. Утром 9 сентября пришло известие, что власть в стране взял Национальный комитет Отечественного фронта Болгарии.
Такова была общая картина…
Настенные часы были как заговоренные. Проклятая кукушка не поддавалась на увещевания лысоватого, до пояса раздетого капитана и никак не хотела покидать убежище. В комнате пахло подогретой тушенкой. На пыльных листьях фикуса приплясывали солнечные блики. С тихих улиц Констанцы доносилось потренькивание трамваев.
— Что ж ты? Война на издохе, надо на волю выбираться, переходить на мирное положение, — приговаривал капитан, копаясь в механизме часов. — Пора, голубушка, из бункеров-то вылезать.
Он вытер лысину нательной рубахой, приладил часы и качнул маятник. Кукушка на секунду выскочила из «дупла» и опять скрылась, так и не проронив ни звука.
В дверь осторожно постучали, и на пороге появился штабной посыльный, увалень из последнего пополнения. Он шаркнул сапогом и косноязычно, как-то по-домашнему, сообщил:
— Товарищ гвардии капитан! Ероплан-то дали какой-то, — «уточку», чо ли. А куды утекла немчура, нихто не знаить. Лятеть надоть завтра.
— Тамбовский? — спросил капитан, не выпуская из рук отвертки.
Посыльный растерянно заморгал и согласно кивнул, ожидая еще вопросов. Но вопросов больше не последовало, точно капитан уже все выяснил.
Полученное известие, казалось, мало тронуло офицера. После ухода посыльного он с охотой взялся за прежнее занятие. Через минуту-другую часы живо затикали, капитан удовлетворенно кашлянул и, подводя стрелки, загадал: