На всех фронтах
Шрифт:
Маршал снова начал проваливаться в черноту, наполненную болью изношенного тела. Наверно, он застонал, потому что кто-то подошел, несколько голосов обменялись короткими фразами. Короткий укол в руку. Тишина.
Ненадолго.
– Послушайте, маршал.
Он открыл глаза и огляделся. Комната была знакомой – штабной зал с огромным круглым столом, окруженным креслами. Зал был пуст, на столе не было карты, и кресло сейчас было занято только одно, в котором сидел он сам, положив руки на подлокотники. Нет, стоп. Кресло напротив тоже не пустовало.
Маршал быстро оглядел
– Послушайте, маршал.
Сидящий напротив человек кого-то ему напоминал. Грубое лицо, пересеченное шрамом ото лба до подбородка, истрепанная камуфляжная форма. Руки, которые человек неподвижно держал на столе, были костистыми, со сбитыми костяшками пальцев, коротко остриженными ногтями и въевшейся в поры несмываемой грязью. Маршал вспомнил и удивился.
– Сержант? Э-э…
– Неважно, маршал. В сущности, меня давно нет в живых. Но я рад, что Вы помните.
– Волчье поле… – медленно произнес маршал. Спохватился:
– Я брежу. Сейчас я умираю. Странно, что я это понимаю.
– Именно так, – сержант невозмутимо закурил мятую сигарету. – Но пока еще не умерли совсем… скажите, маршал, Вам известно положение на фронте?
– Я давно не следил за новостями, – маршал ответил раздраженно. Неожиданно для себя он понял, что это было самым невыносимым в его болезни. Быть манекеном, куклой, которую ворочают с боку на бок, и не знать, как живет его Империя – вот уж правда, хорошенький конец для солдата.
Сержант ткнул пальцем в стол, и маршал увидел, что на полированной дубовой столешнице лежит карта. Синие стрелы на ней ползли вперед, на глазах тянулись к столице, замыкая ее в клещи. Он застонал от ярости, забил кулаком по столу, сминая околыш фуражки.
– Понимаю Ваши чувства, – сержант снова был без сигареты, пятна на его камуфляже колыхались, расплываясь. – Но есть один вариант…
– Нет никакого варианта! – прервал его маршал. – Я скоро умру, ясно? Сейчас я, видимо, лежу в кровати, рядом пиликают всякие медицинские хреновины, а сам я даже поссать не могу по своей воле! Бред.
Сержант пожал плечами, провел пальцем по шраму.
– У Вас есть возможность выиграть эту войну.
– Что?
– Мы хотим предложить вам командовать. Здесь, за столом. Вы хотите спасти Империю?
– Всю жизнь… – маршал усмехнулся, – можно сигарету, раз уж это бред? Спасибо. Да, всю жизнь я мечтал, чтобы ко мне пришли и возвышенно спросили: "Хотите спасти Империю?" И когда был сопливым щенком в училище. И потом, в армии. Служил и мечтал – ну вот, еще немного, и меня точно позовут! Уж я бы показал! Я бы развернулся! Куча битв, полтонны орденов. И все не то. А потом перестал мечтать и практически отбросил копыта. И тут раздался горний глас – почему-то в виде сержанта моей же роты.
– Мы подумали, что так проще.
– Мы?
– Неважно… Поверьте, маршал, сейчас Вы можете выиграть войну. Дело только во времени.
– А. Понятно, – маршал рассмеялся, затушил окурок прямо о полированный подлокотник кресла, даже не глянув на безобразный ожог. – Я же это читал. Точно! Был какой-то
– Сюжетов мало, – сержант улыбнулся в ответ, показав плохие, прокуренные зубы, – и некоторые из них часто повторяются. Кстати, в Вашем варианте мы можем предложить только половинчатую победу. Все честно.
– Как это?
– Дело только во времени, – повторил собеседник, – а времени мало. И у вас, и у вашей страны. Вы умираете. Это тоже можно назвать проигранным боем. Но если для вас сопротивление болезни может означать только лишь отсрочку смерти, то для Империи – жизнь. Ваши дипломаты никак не могут договориться с союзниками. С потенциальными союзниками, – голосом надавил на одно слово сержант. – На это им нужны еще сутки. И сутки на то, чтобы запустить весь механизм, который приведет в движение людей, технику, обозы. Итого – сорок восемь часов. Посмотрите на карту.
Маршал посмотрел. Синие стрелы удлинились еще. Прищурившись, он привычно, как на штабном совещании, заставил мозг охватить всю картину. Вздрогнул, понимая.
– Они не успеют. При таких темпах продвижения…
– Совершенно верно. Войска деморализованы, пропаганда врага работает успешно, – сержант снова ухмыльнулся, и шрам на его щеке зашевелился, как красная гусеница. Маршал оскалился в ответ, сдерживая желание врезать кулаком по лицу фантома.
– Если я покажу сейчас врачебную карту, Вы поймете, что этих двух суток нет и у Вас, маршал. Вот тут-то, как говорится, и зарыта собака. Мы предлагаем занятную сделку. Продержитесь двое суток на этой карте – игра ваша. Нет – и конверт с завещанием будет вскрыт раньше, как и предполагают врачи и все ваши горячо любящие родственники. А Империя перестанет существовать.
– Что я должен делать? – хрипло спросил маршал. Он провел рукой по сукну мундира, сжал в кулаке острые грани маршальской звезды.
– Воевать, – отозвался сержант. Он поднялся из-за стола и снова повторил:
– Воевать, маршал. Вы это умеете хорошо. Даже тогда, на Волчьем поле, вы победили. Правда, используя для этого методы, которые не всем по нраву. Но Вы не побоялись их применить. Теперь все проще. Карта – это ваше поле битвы. И эта же карта – тело, которое сейчас лежит, утыканное капельницами. Столица – сердце. Пока оно бьется, и тело, и Империя живы. Правда, просто? Даже примитивно, ничего нового. Продержитесь, маршал.
Сержант повернулся и пошел к двери. Потом остановился и поглядел маршалу в глаза.
– Забыл добавить… Ну конечно же, у Вас будут все условия для работы, все привычные детали. И никакой боли, маршал. Никакой.
Он взмахнул рукой, и маршал внезапно увидел, как пустой зал наполняется людьми. Офицеры-референты, радисты, секретари, картографы и курьеры – все они негромко переговаривались, деловито сновали туда-сюда с пачками документов. Штаб гудел как улей. Чья-то рука уважительно коснулась локтя, маршал обернулся.