На всю жизнь
Шрифт:
Твой аромат меня увлек…
Вернувшись в ложу, Ник осторожно проскользнул на диванчик, обтянутый черным бархатом, и тут только заметил, что в его отсутствие Адель Паккард переместилась ближе к его краю уютного затененного сиденья.
— Прошу прощения, Адель, — прошептал он и втиснулся на сиденье рядом с ней.
— Все в порядке, Ник, — ответила она, одаривая его широкой дружелюбной улыбкой. Но не сдвинулась со своего места. Глаза ее снова обратились на сцену.
Ник беспомощно взглянул на Пата Паккарда.
Адель Паккард — намеренно или случайно — оставила Нику так мало места на диванчике, что он мог в любую минуту упасть с обтянутого бархатом закругленного сиденья. У него не оставалось выбора. Он был вынужден вытянуть правую руку вдоль высокой спинки диванчика позади Адель и крепко ухватиться за стеганый верхний край.
Песенка Роуз кончилась.
Она раскланялась и приготовилась к той части своего шоу, которая по-настоящему увлекала публику. Не только голос сделал Роуз главной приманкой клуба «Золотая карусель» — самой знаменитой звездой всего Барбари-Коуст. Очаровательная любимица богатых клиентов побережья, Дикая Ирландская Роза исполняла единственное в своем роде действо. То действо, от которого вожделеющая толпа не переставала трепетать и приходить в восторг.
Нику не было в диковинку ночное выступление Роуз. Обычно он не обращал на нее внимания, когда она была на сцене. Как правило, в это время он был около дверей, встречая поздних гостей, или решал какие-нибудь сиюминутные проблемы, или на несколько минут уходил в контору для отдыха.
Даже принимая важных гостей в своей ложе, он бывал слишком занят тем, чтобы развлекать их, и не замечал Роуз. Смеясь, разговаривая, попивая вино, он никогда не обращал внимания на программу Роуз.
Сегодня все было по-другому.
Ему не удавалось поддерживать разговор с Патом Паккардом. Патриций с Ноб-Хилл был полностью увлечен созерцанием Роуз. К тому же красивая жена Паккарда сидела так близко к нему, что Ник опасался: поверни он голову, чтобы взглянуть на нее, — и они буквально столкнутся носами.
Поэтому он смотрел представление.
Сложив нарядный шелковый зонтик, Роуз дерзко вскинула голову и нетерпеливо встряхнула оборками юбки, показывая лодыжки. Потом она застенчиво удалилась за затянутую газом ширму. Над ширмой были видны только ее улыбающееся лицо и прикрытые розовым платьем плечи.
Роуз подняла руки, не спеша развязала шелковые ленты соломенной шляпки и сняла ее. Она немного выждала, как бы поддразнивая публику, потом под одобрительные возгласы бросила снятую шляпку поверх ширмы. После этого Роуз начала нарочито медленно раздеваться под аккомпанемент невидимого оркестра. К нарастающему восторгу публики, она небрежно бросала каждый снимаемый предмет туалета поверх затянутой тонкой материей ширмы. Наблюдать за силуэтом прелестной молодой женщины, чувственно раздевающейся за полупрозрачной ширмой, было все равно что подглядывать в окно незнакомки.
Ник, так же как и вся эта свистящая, вожделеющая толпа, сидя в своей
Ник знал причину этого.
Это никак не относилось к Роуз Рейли.
Растущее возбуждение было вызвано тем, что он сидел совсем рядом с ослепительной блондинкой, пробудившей в нем невероятное желание, а в это время другая обворожительная женщина сбрасывала с себя одежду.
Это было до странности, невероятно эротично. Ему казалось, что в шумном, прокуренном зале их только трое. Только он, Адель Паккард и Роуз. И соблазнительное раздевание Роуз было всего лишь прелюдией, прелестным символическим действом, предназначенным исключительно для него и Адель.
Нику казалось, что он и прекрасная Адель испытывают одни и те же сексуальные ощущения, несмотря на то что не прикасаются друг к другу и даже не смотрят один на другого. В этом не было необходимости. Пока они, как загипнотизированные, наблюдали за раздевающейся Роуз, Ник ощущал близость Адель, чувствовал напряжение ее разгоряченного гибкого тела, как и своего собственного. Взаимное влечение. Тайный трепет.
Неповторимо чувственные ощущения становились все более волнующими, потому что их вызвала прекрасная белокурая дама, к которой ему никогда не дозволено будет прикоснуться.
На сцене Дикая Ирландская Роза уже сбросила с себя всю одежду. Соломенная шляпка, белые перчатки, розовый зонтик, розовое платье и соблазнительный ворох кружевного белья из розового атласа вместе с чулками лежали в беспорядке на сцене перед прозрачной ширмой.
Длинные распущенные каштановые волосы Роуз обрамляли ее улыбающееся личико. Ее миниатюрное совершенное тело было настолько же неприкрытым, как в тот день, когда она явилась в этот мир, и сокрыто от наэлектризованной толпы всего лишь тонкой ширмой, затянутой розовым газом. Эффект был потрясающим. Роуз предстала совершенно обнаженной.
Отливающие серебром, горящие глаза Ника были устремлены на прекрасную женщину за ширмой. Но видел он прекрасную женщину, сидящую рядом с ним. Держа руку на спинке диванчика позади нее, Ник грудной клеткой чувствовал, как трепещет хрупкое тело Адель. Эта едва уловимая дрожь передавалась его телу, в котором был напряжен каждый мускул.
Наконец Дикая Ирландская Роза сняла с шеи свежесрезанную розу. Чувственно провела цветком по всему своему бледному шелковистому телу и бросила цветок в толпу.
Мужчины с воплями устремились за розой, падая и расталкивая друг друга в поисках цветка.
В тот самый момент, когда брошенный с расчетом цветок Роуз попал в жадные руки публики, Ник Мак-Кейб почувствовал, как мягкая рука Адель Паккард прикоснулась к его мускулистому бедру. И быстро заскользила к паху.
Сердце Ника бешено заколотилось. У него перехватило дыхание. Глаза сами собой беспомощно закрылись.
И Ник Мак-Кейб услышал звон колокольчика.