На вулканах
Шрифт:
Фанфан, хозяин здешних мест, рассказывал нам о горных эльфах, но их огоньков этой ночью мы так и не увидели. Вулкан молчал, и ветер пригибал его султан к невидимым кратерам. Ради возможности наблюдать извержение мы бы согласились вытерпеть любую стужу, но бродить впустую не хотелось, и вскоре мы вернулись в лагерь.
С трудом втиснулись в палатку, а уж залезть в спальный мешок оказалось почти невозможным делом. Палатка хлопала на ветру, и я вспомнил, как она вот так же хлопала далеко-далеко отсюда, в других горах. Сейчас я опять высоко, и опять лагерь, и борьба с непогодой - привычный удел альпиниста.
Спали мы недолго, всю ночь опасаясь, что налетит шквал и завалит палатки. Но палатки простояли прочно до утра. А вот пейзаж изменился.
Мы оказались в гигантском потоке из облаков и снега. Было впечатление, что ветер дует сразу со всех сторон, да так сильно, что, казалось, никогда не остановится. Пора было возвращаться в Сапьенцу, распрощавшись с этими склонами, где нам больше незачем было оставаться. Но снег залеплял очки, слепил. Все тонуло в тумане. Не было ни тени, ни света, одна только белесая мгла, где найти правильный путь не было никакой возможности.
Мы рассчитывали на несколько дней похода, и продуктов у нас хватало. Мы укрылись в обнаруженной Фанфаном пещере и, забаррикадировав вход лыжами и палаточным брезентом, уселись на запорошенную шлаком почву своего нового укрытия. Так мы и сидели, не отряхнув даже снега, слушая внезапно обступившую нас тишину: вьюги больше не существовало.
Мы находились внутри широкой закрытой галереи высотой больше человеческого роста. С верхнего конца она переходила в узкое отверстие, откуда тянуло холодом. Не знаю, сколько времени мы здесь провели. День, потом ночь, и еще день, и, наверно, еще ночь. Или больше? Мы перестали ждать, и время исчезло. Мы забыли о внешнем мире, о горе и о нашем походе. Мы просто сидели и наслаждались безмятежным покоем, погрузившись в бесконечное сегодня. Иногда нам становилось слегка не по себе: что, если непогода так и не прекратится? Подобравшись к выходу, мы приоткрывали уголок брезента. Немедленно раздавалось завывание вьюги, влетавшей в крохотное отверстие. И мы вновь, словно в кокон, заворачивались в тишину и покой безмятежного ожидания...
В какой-то момент там, снаружи, должно быть, переменился ветер и пригнул султан дыма к тому склону, где мы засели. Из отверстия потянуло серой. Один из нас встревоженно поднялся с места: "Слышите? Это газ! Пора уходить".
В сущности, никакой опасности не было. Однако нам пришлось вспомнить о существовании внешнего мира, о том, что нельзя же вечно сидеть, отгородившись от всего. Пришла пора выходить отсюда, вновь окунуться в пургу, попытаться найти станцию канатной дороги, а если не получится, то хотя бы перебраться на южный склон, по которому можно без особого риска выйти в конце концов в обитаемые места.
Мы собрали вещи и вылезли наружу. Ветер в один миг облепил нас снегом. Ледяные пластинки тумана приклеились к лицу. Фанфан двинулся первым, остальные за ним, вовсе не уверенные, что он знает дорогу. Свежий снег проваливался под лыжами, мы то и дело спотыкались на крутом склоне; приходилось держать против ветра, направление которого служило единственным ориентиром. Вулкана Этны не существовало, грота никогда не было - остался только белесый холодный вихрь, норовивший унести нас. Мы продолжали тащиться наугад.
К середине дня мы куда-то пришли Внезапно снег под лыжами сменился твердой землей, вихри исчезли, пространство вокруг как-то раздвинулось, и мы очутились на вулкане. Он опять был здесь: пепельные просторы, потемневшие от дождей, печальные лавовые поля, клочья дымного султана, прибитые к середине склона и вьющиеся у самой земли, лишенные солнца далекие равнины посреди серого, ненастного дня, а главное - грандиозная гора. Она не просто возвышалась над Сицилией, казалось, кто-то долго и упорно насыпал ее здесь, пока она не достигла такой высоты, что украсилась снегом.
Позднее мы с Ноэль опять приехали на Этну. Был конец лета. Мы побродили между кратерами, стараясь держаться в
Через несколько дней, уже вернувшись во Францию, мы узнали, что на том самом месте где мы стояли, от взрыва погибли десять туристов. Нам опять повезло, как тогда - зимой, в пургу. Теперь мы запомним, что Этна - считать ли ее вулканом или горой, при буйстве непогоды, сглаживающей склоны, или кипении подземной лавы - всегда таит грозную мощь, о которой никогда нельзя забывать."
Глава одиннадцатая,
в которой вновь говорится о работе вулканологов в зимних условиях и о том, как во время извержения 1971 г. власти пресекли попытки отвести в сторону поток лавы, разрушившей часть городка Форнаццо; где автор просит прощения за бесконечные отступления и кое-что сообщает об извержениях этнейского типа.
Зима на Этне... Я говорил уже о том, что вулканолог должен по возможности вести наблюдения непрерывно. Целыми днями, неделями, а то и месяцами находиться в непосредственной близости от очагов извержения задача сложная, связанная с необычно высокой физической нагрузкой не только для мускулов и нервов, но и для легких и сердца. И спустя некоторое время человеку необходимо отдохнуть, иначе он не сможет должным образом работать.
Этот отдых, который следует за кратким - суточным или двухсуточным пребыванием во враждебной атмосфере извержения, включает в себя не только сон, восстанавливающий работоспособность, но и обязательное горячее питание, не реже одного раза в сутки, и, кроме того, нервную разрядку, то есть возможность поговорить, поспорить, почитать, написать что-нибудь, поразмыслить, сыграть в шахматы, послушать анекдоты. Когда тепло, то на Этне отдохнуть ничуть не труднее, чем в любом другом месте, если только ты не забрался слишком высоко или слишком близко к полюсу: на нашей Монджибелло летом можно сидеть несколько недель без перерыва. Так, например, на Эрта-Але в декабре-январе температура даже ночью не опускается ниже +20oС. Внутри огромного кратера, всего в нескольких шагах от озера кипящей лавы, можно просто растянуться на гладкой базальтовой плите и уснуть под балдахином звездного неба. Ни единого разу мы не спали там в палатке, как и на Мерапи, за исключением сезона дождей. Та же картина наблюдалась и когда новорожденная Ардукоба давала представление на берегу озера Ассал. За неделю мы всего раза два ставили палатку. Но одно дело сидеть в палатке сутки, а другое недели напролет. Это тяжело, порой невыносимо. Такое случается на Эребусе. А также на Этне - с декабря по апрель.
Впрочем, интересные вещи на Этне приключаются не только летом, но и зимой. Пока лава не разрушила нашу "Оссерваторио Этнео", мы часто пользовались ею как приютом. Уж и не сосчитать, сколько зимних недель просидели мы в ней за те двадцать лет, что северо-восточная бокка работала как заведенная. Но с тех пор, как в 1971 г. наша обсерватория скрылась под слоями лавы, зимние экспедиции на Этну стали технически намного сложнее.
Начавшееся в марте и продлившееся до самого июня извержение 1971 г. было одним из самых крупных за последние пятьдесят лет. Его можно с полным правом сравнить с извержением 1928 г., разрушившим Маскали, с событиями 1950-1951 гг., когда лава от верхнего края Валле-дель-Бове дошла до Мило и Форнаццо, а также с мощным прорывом лавы в 1964 г., до неузнаваемости изменившим внешний облик вершинного кратера и затронувшим западный склон самый малонаселенный из всех.