На южном фронте без перемен
Шрифт:
Это было хорошо. Плохо то, что полупрямая и прямая наводка, само собой, предполагает, что мы противника видим. А это значит, что и он видит нас! И тут уж — кто скорее выстрелит! А в этом компоненте мы проигрывали. И сильно. Мина летит долго — траектория у нее крутая. Пока она до врага долетит… Тот в нас уже много раз может выстрелить. И вполне возможно — удачно.
Я поежился, но тут же выбросил все это из головы. Если постоянно об этом думать, то с ума сойти можно.
Вместо этого я пошел посмотреть ферму.
Да,
Я заглянул в канаву. Так точно! Вот они — родимые. Здесь, на месте. Все, как положено. В этот момент в коровник зашел Игорь. За ним шествовал Бессовестных, и что меня поразило — Косач! Как я мог его прозевать? С кем он сюда приехал?
Ну, прозевал, так прозевал. Я же ведь и не выглядывал его специально.
— Что это? — спросил белорус, показывая на старые ржавые скребки.
— Эх ты! Горожанин! — сказал я с сарказмом. — Наверное, думаешь, что булки на деревьях растут?
Пока Косач надувался, чтобы веско и остроумно ответить, (чтобы я утопился от горя и зависти прямо здесь — в этом дерьме), я успел объяснить, зачем все это нужно.
Замполит не нашел ничего остроумного, и просто обозвал меня «деревней». Я не обратил на это никакого внимания. Меня такое сравнение не обижает. Мои деды все были из хуторов и станиц, и мать с отцом тоже. Почему я должен обижаться? Меня они вполне устраивают, и мое казачье-крестьянское происхождение меня не смущает.
Я и сам люблю в земле ковыряться: сажать что-нибудь, поливать, урожай собирать. Сначала меня заставляли, конечно, а потом и сам втянулся. Земля — это же… Она же… Короче, не люблю я жить на асфальте. Мне почва нужна под ногами, деревья, цветы…
— Не нравиться мне вот это все, — задумчиво сказал Молчанов, осматривая с другой стороны фермы противостоящую нам гору. — Мы же оттуда как на ладони видны. Да и мост этот целый… Может взорвать?
Этот вопрос неожиданно был обращен ко мне. Я помолчал, давая понять, что думаю — мне хотелось дать рассудительный ответ.
— Хорошо бы, — проговорил я, — но не стоит. Потом шуму будет! Что мы единственные мост взорвали, сообщение местное прервали.
— Да ну и хрен с ним, — вмешался Урфин Джюс.
— У нас, а как минимум — у Игоря — будут большие неприятности, — я уперся.
— Ладно, — решил, после минутного колебания, Игорь. — Пойду к танкистам, скажу, чтобы взяли
— Вот это разумно, — обрадовался я такому удачному решению. — И ломать ничего не надо, и мост под контролем.
Молчанов наморщил лоб.
— Кстати, насчет контроля, — он указал пальцем на Бессовестных, — у моста пост сделали?
— Да, — ответил Урфин Джюс. — Там окоп отрыли на двух человек. Сидят. Один с пулеметом.
Мы все одновременно посмотрели в указанном направлении. Действительно, и бойцы маячили, и пулемет было видно.
— Пойдем со мной, кипяточком угощу, — похлопал меня по плечу Игорь. — А кстати, где этот щеголь?
Щеголем он почему-то называл Найданова. Не знаю почему. Конечно, для баб Андрей был смазливым… Но щеголь?.. Одевался он как и все…
— У него с животом что-то, — ответил я. Я не был в этом уверен, но иногда маленькая ложь помогает избежать больших вопросов. И действительно: Игорь усмехнулся, но о Найданове больше ничего не говорил.
Мы завернули за угол. Там был отдельный вход. За входом — направо — дверь в маленькую комнату. Раньше, я думаю, там располагался какой-нибудь учетчик. А может — это бывшая комната отдыха скотников и доярок. Сейчас же здесь была ржавая, но целая, железная кровать, старый, ободранный, покрашенный в четыре разных цвета стол, две колченогие табуретки и буржуйка.
Но печку принесли наши. Этого не здесь нашли. Она, судя по всему, горела уже давно, в помещении было довольно тепло, а на столе стоял горячий чайник. Здесь суетился и все куда-то порывался Турок.
— А он что тут делает? — удивленно спросил я.
— Вася отдал, — ответил Игорь. — Сказал, что ему и Вани хватит.
Турок осклабился, но промолчал.
Глава 2
Чай был слабым, конечно, почти не сладким, зато горячим. Теперь я, в принципе, мог представить себе, почему в революцию говорили «побаловаться кипяточком». Даже такой чаек, который я дома вряд ли стал бы пить, будучи горячим, доставлял немалое удовольствие. Удовольствие от того, как тепло проходит вниз по горлу, пищеводу, и разливается внутри.
Разговаривать особо было не о чем. Сегодня как-то не особо словоохотливым оказался и замполит Косач. Побурчал что-то себе под нос, и успокоился. Видя, что, в общем-то, на меня больше особо никто внимания не обращает, я поставил пустую кружку на стол, и тихо ушел.
На нашей батарее царило оживление. Я услышал рев Армяна, и сразу сообразил, что «конкистадоры» вернулись. Судя по беготне и крикам, они вернулись не с пустыми руками. И точно. Команда водителей принесла мешок картошки, несколько кочанов капусты, немного моркови и лук с чесноком. Я не стал спрашивать, где они это взяли. Я только спросил у Армяна: