На «заднем дворе» США. Сталинские разведчики в Латинской Америке
Шрифт:
Верительные грамоты Пестковский вручил президенту Альваро Обрегону 7 ноября 1924 года. От отеля до Национального дворца полпреда доставила президентская карета для специальных церемоний, сопровождаемая почётным конным эскортом. Во время акта во дворце Пестковский подчеркнул, что СССР и Мексика борются за одни и те же идеалы. Сказал о симпатиях советских рабочих и крестьян к мексиканскому народу, прилагающему огромные усилия для того, чтобы стряхнуть иго империалистического угнетения. Сказал, что в Москве высоко оценили сам факт дипломатического признания со стороны Мексики, поскольку понимают, как много препятствий пришлось преодолеть руководству дружественной страны.
После церемонии в Национальном дворце полпред сменил фрак на костюм и вечером отправился в Школу Сан-Ильдефонсо на встречу с коммунистами, рабочими и другими «симпатизёрами». Актовый зал школы вместил полторы тысячи человек.
«О чём песня? – спросил Пестковский Хайкиса. – По-моему, ритм у неё не слишком революционный».
«Верно замечено, – усмехнулся Хайкис. – Поют о судьбе-злодейке, фатализм в чистом виде. Но мексиканцам такие сюжеты нравятся, ведь герой песни презирает смерть. Содержание примерно такое: Даже если появится сам дьявол, я знаю, как умереть, и сумею это сделать. Я в пыли лежу перед тобой, Валентина, и если завтра мне суждена смерть, почему не сегодня – раз и навсегда?»…
Вскоре «дипломатический коллектив» пополнился: до Мексики добрались Виктор Волынский [2] и Григорий Лапикян. К этому времени Лев Хайкис подыскал двухэтажный особняк с просторными комнатами в центре столицы. Именно там, по адресу Колония Эскандон, улица Рин,
2
Волынский (Рабинович) Виктор Яковлевич (1882–1934) – профессиональный революционер. Был осуждён на 12 лет каторги. После побега перебрался за рубеж, жил и работал в Англии, Аргентине и других странах. Вернулся в Россию в 1918 г. Заведовал отделом агитпропа Одесского обкома КПБ(У). В конце 1920 г. был направлен на работу в Наркоминдел, служил первым секретарём в советских полпредствах в Латвии, Эстонии и Мексики. В 1934 г. был направлен в Китай, где умер от рака желудка.
37, и разместилось полпредство. Обязанности распределились следующим образом: правой рукой Пестковского был Хайкис, секретарём по печати (пресс-атташе) – Волынский, атташе по вопросам труда – Лапикян. Цейтлин исполнял обязанности делопроизводителя и печатал на машинке документы (в учётных документах мексиканского МИД он так и значился – mecan'ografo).
Надо ли говорить, что за полпредством и его сотрудниками с самого начала была установлена негласная полицейская слежка. Копии отчётов поступали в посольство США. Особенно подозрительным казался американским дипломатам Григорий Лапикян, который не хуже любого старожила ориентировался в столице, с завидной лёгкостью заводил связи и обладал цепким глазом, умело выявляя слежку. Они считали, что Лапикян на самом деле был «чекистом», который изучает американцев, живущих и работающих в Мексике, чтобы потом привлечь их к шпионской работе. В подобной же деятельности подозревались Бертрам Вольф и его жена Элла из близкого окружения Пестковского. Ходили слухи, что Элле «доверяли» дешифровку приходивших в полпредство телеграмм из Москвы [3] . В США супруги Вольф были включены в список «подрывных элементов», представляющих повышенную опасность [4] .
3
См.: Спенсер-Гроллова Даниэла. Время Эллы Вольф // Латинская Америка. 2001. № 10. С. 90.
4
В 1925 г. Бертрама Вольфа выслали из Мексики в США за организацию забастовки железнодорожников. В годы холодной войны он изменил «делу коммунизма» и стал антисоветчиком, экспертом Госдепартамента по идеологическим вопросам.
Пестковский находился в сложной ситуации: помимо обязанностей
Приглашая мексиканцев на приёмы в полпредстве, Пестковский не придерживался «классового подхода». Он отлично понимал, что для объективного «считывания» обстановки в Мексике необходим максимально широкий круг общения. На приёмах можно было увидеть крупных предпринимателей, профсоюзных деятелей, влиятельных чиновников, дипломатов, художников, артистов, писателей и, конечно, членов Общества друзей. Многоголосая толпа в приёмном зале представляла экзотическое зрелище, своеобразный «Ноев ковчег» персонажей социально-политической и культурной жизни Мексики.
Президенты на приёмы в полпредство не приходили, хотя приглашения им направлялись. Всякий раз предельно вежливо объясняли, по какой «убедительной причине» вынуждены отказаться. Чаще всего: слишком много работы. Или: приглашение пришло поздно, есть другие, ранее намеченные обязательства. В частности, президент Плутарко Элиас Кальес старался как можно реже фигурировать рядом с «эмисариос совьетикос». Причина для этого была. Кальес пытался «пробить» закон, обязывающий применять к нефтяным компаниям США и Европы статью конституции, по которой все месторождения полезных ископаемых, включая нефть, были исключительной собственностью Мексики. Реакция США была максимально резкой: американский посол в Мехико назвал Кальеса «коммунистом», а госсекретарь разразился неприкрытыми угрозами.
Старался не «светиться» в полпредстве генеральный секретарь Компартии Мексики Рафаэль Каррильо: мол, не стоит давать лишнего повода для антисоветских кампаний.
Среди тех, кто бывал на приёмах, следует упомянуть экономиста Хесуса Сильву Эрцога, будущего посла Мексики в Москве. Дружеские отношения сложились у Пестковского с Рамоном де Негри, мексиканским политиком и дипломатом, который был весьма информированным собеседником. До назначения на пост министра сельского хозяйства и развития Негри служил в США консулом, а потом был временным поверенным в делах. Сведениями о закулисных аспектах американской внешней политики Негри охотно делился, часто повторяя при этом: «Мексике не повезло с соседом на северной границе, с Канадой было бы легче».
В дипломатическом корпусе знали, что Пестковский предпочитает «неформальный» стиль одежды, протоколом и этикетом пренебрегает, если знает, что собеседник готов к этому «маленькому восстанию против буржуазных церемоний». Поэтому неудивительно, что однажды художник Диего Ривера пришёл на приём в испачканном краской комбинезоне. Работая над муралью, он поздно вспомнил о приглашении и, бросив кисть, помчался в полпредство, поскольку обещал Пестковскому присутствовать.
Карлтон Билс, журналист из США, посещавший полпредство, описал Пестковского как человека корпулентного, с отменным здоровьем, смоляной бородой, жёлтыми от табака зубами. Полпред был человеком с характером, умел настоять на своём, и потому иногда воспринимался мексиканцами как человек упрямый, вспыльчивый и резкий до агрессивности. Однако, как типичный поляк, он мог быть воплощением любезности, тактичным и предупредительным. Пестковский хорошо владел английским, французским и немецким языками, за время пребывания в Мексике освоил испанский язык. О Марии Наумовне, жене Пестковского, сохранились тёплые отзывы: это – внимательная добрая женщины, которую гораздо больше беспокоят домашние дела, чем протокольные обязанности. За подготовкой угощения для приёмов и процедурой заваривания чая, который обычно предлагали гостям, следила именно она. Чай был действительно крепким и ароматным, и многие «визитёры» впоследствии упоминали о нём в мемуарах.
Полпред сетовал на то, что из Москвы редко поступают конкретные руководящие указания, запрашивал дополнительные средства на представительские цели, чтобы приглашать друзей на обеды в миссии и налаживать с ними доверительные отношения. Деньги также требовались для печатания газеты «Либертадор», с помощью которой Пестковский надеялся «расширить» идеологическое влияние полпредства на страны Латинской Америки. И ещё он хотел издавать посольский бюллетень, чтобы регулярно информировать мексиканцев о советских достижениях. На эти публикации полпред просил немного, не более трёхсот долларов ежемесячно, впрочем, без успеха, денег в казне всегда не хватало.