На задворках галактики. Книга 2

Валидуда Александр Анатольевич

Падал мокрый нег. Морозы спали, но талой размазни на улицах не было. Только студёный ветерок изредка налетал и бросал большие снежные хлопья в лицо.

Добравшись ранним утром в Лютенбург на попутке, Масканин петлял по тротуарам, с досадой высматривая на домах названия улиц. В груди у него бурлила злость оттого что не смог прибыть в условленное время. Письмо, оказией переданное в полк от Танюши, он выучил наизусть. Аккуратный девичий почерк, буковки одна в одну, а строчки буквально напитаны надеждой на сегодняшнюю встречу. А главное, в письме сообщалось, что её демобилизовали по беременности и сегодня она уезжает с эшелоном

в тыл к родителям. Чёрт возьми! Он опоздал на целый час! Что ж так всегда вкривь и вкось? Целый час! Слишком много дел навалилось после взятия Тарны. Танюши теперь могло и не быть в госпитале, где она служила с декабря после перевода из санитарного взвода батальона. Эшелон ждать не будет.

Помимо злости Масканин чувствовал и раздражение. Местные жители всякий раз шарахались в страхе, стоило ему попытался выспросить дорогу в район Торхаутпарка. По началу это просто удивляло, но потом он увидал себя в витрине закрытого магазинчика. Внешний вид, мягко говоря, далёк от тыловиков. Сапоги замызганы, бушлат затёртый, осунувшееся лицо и злые глаза. Это ещё хорошо, что заткнутую за портупею ручную гранату перед въездом в город в подсумок убрал. Да ещё вольногорка и бебут на портупее рядом с кобурой — значит вольногор. А вольногоры, согласно пропаганде противника, насилуют всех женщин в возрасте от десяти лет и до семидесяти, режут мужчин за один только косой взгляд и пьют на завтрак кровь детей. Пришлось спрашивать дорогу у комендантского патруля. Молодой прапорщик, заметно прихрамывающий и видимо недавно списанный в тыл с передовой, объяснял дорогу долго и запутанно. Масканин не удивился бы, окажись у начальника патруля на кителе под шинелью несколько жёлтых нашивок(*). Прапорщик, похоже, и сам толком города не знал, а его бойцы, как выяснилось в ходе разговора, были временно прикомандированы из ставшей на два дня в Лютенбурге маршевой роты. В итоге Масканин завернул в какие-то грязные подворотни и минут десять петлял среди лабиринтов кривых закоулков. Выручил конный разъезд жандармов, вахмистр взялся проводить заблудившегося поручика до главной городской площади.

Мимо прокатил санитарный грузовик. Максим мысленно поблагодарил того вахмистра и ноги сами понесли вперёд. И вот он, наконец, Торхаутпарк, в котором разместился армейский подвижный госпиталь. На территорию пустили без проблем, проверив документы, в которых всем офицерам полка этим утром ротмистр Муранов сделал какие-то новые метки. Такой ерундой, ерундой — на взгляд многих офицеров, полковой особист занимался часто.

Максим искал ориентиры, вглядывался в лица медсестёр, рыскал глазами по округе. Вот она дубовая роща, вот она круглая беседка… Там расселась стайка перебинтованных бойцов. Курят, травят байки.

Необхватные дубы-исполины невольно вызывали восхищение. Нда, не зря здесь госпиталь поставлен и не зря такое название у парка.

— Чёрт! — вырвалось у него. Он встал у одной из лавочек и готов был уже рыскать по всем направлениям, бежать к начальнику госпиталя, третировать медперсонал, опрашивать раненых. — Ну где же ты! горе ты моё?

— А я-то думала, что я твоё счастье…

Масканин резко обернулся. Танюша стояла в трёх метрах и улыбалась! Удивление от её бесшумного появления вытеснила заполонившая душу радость. Он рванул к ней и сгрёб в объятья, аккуратно, но крепко.

— Не уехала, — с облегчением прошептал он.

— Всё поменялось. У меня ещё

пять часов до отправления.

— Хух… Это здорово! Это просто здорово!

Он разжал объятья и отступил на шаг. На ней вся та же старенькая шинелька с сержантскими погонами и эмблемами медслужбы, стоптанные сапоги не по размеру, закинутый за плечо вещьмешок. Из-под шапки выбиваются локоны отросших волос, глаза словно светятся изнутри.

— Мне кажется или глаза у тебя синими стали?

— Синими… — она улыбнулась. — Сама не знаю.

— Ремень всё ещё носишь, — то ли спросил, то ли отметил он.

— Как видишь… Срок-то — небольшой.

— А 'Сичкарь' твой где?

— В вещьмешке.

— Как сядешь в вагон, переложи его в карман. Мало ли…

— Ну ты даёшь! Я же домой еду.

— И что?

— Ладно. Сделаю. Обещаю… — она взяла его за руки. — На кого же ты похож…

— На кого?

— Пойдём ко мне, в порядок себя приводить будешь. Там ещё девчонки прийти обещали. Сегодня раненых поменьше, а у них скоро дежурство кончится.

— Девчонки?

— Ага. Хотят мне проводы устроить.

Комната Татьяны располагалась в жилом крыле одного из корпусов госпиталя. Народу в коридорах почти не было, на глаза попались одна пожилая вахтёрша из вольнонаёмных и парочка заспанных девиц в военной форме.

Комнатка оказалась небольшой. Ширма делила её на две неравные части, свет от единственного окна освещал только 'залу'.

— Там за ширмой чан с водой, вёдра и таз, — сказала Танюша. — Постарайся по быстрому, а то скоро девки придут.

— Темновато там.

— Дёрни за верёвочку. Там на стене лампочка есть.

За ширмой Масканин быстро освободился от одежды и залез в чан с тёплой водой. Это ж сколько Танюшке вёдер таскать пришлось? Водопровода здесь нет, поэтому придётся полоскаться как в полевых условиях. Он дёрнул за свисавший у стены шнурок и закуток осветился светом тусклой лампочки свечей на тридцать. Хорошо, что ночью перед дорогой побрился, сейчас не надо мучаться в этой полутемени. А потом в ход пошли хозяйственное мыло, ведро холодной воды и ведро кипятка. После помывки натягивать грязные кальсоны не хотелось. И словно услышав его мысли, за ширму вошла Таня с чистым бельём.

— Надевай это. А твоё я в прачечную заберу.

Одевшись по форме номер два, Масканин вышел в 'залу'. Спустя минуту заявились гостьи — три медсестры с покрасневшими от усталости глазами. Они тут же принялись хлопотать над столом. Графин со спиртом, естественно медицинским, нехитрая снедь, самовар, алюминиевые кружки, купленная в городе выпечка.

В процессе сервировки познакомились. Подружки оказались медсёстрами последнего призыва, звали их Вера, Люба и Неждана. Общительные, весёлые не смотря на усталость. Смехотушки. Со стороны виделось, они сорадовались Танюшеному счастью.

— Девчонки, — обратился Масканин, успев уже освоиться в женской компании, — а проигрыватель найдётся?

— Проигрыватель? — удивилась Люба. — Ой! Я могу попросить. А у тебя что пластинки есть?

— А как же? — он полез в офицерскую сумку. — Вот. Трофейные. Из Тарны.

— Ух ты! — взяла Неждана, а Люба вылетела из комнаты искать проигрыватель.

— Эта на немецком? — спросила Вера. — Ого! А это Быстрыкина что ли? В Хаконе нашу Быстрикину слушают?

— А что такого? — вмешалась Татьяна. — У неё ж голосина какая! Да как юсы вытягивает!