На задворках Великой империи. Книга вторая: Белая ворона
Шрифт:
– Подполье? – остановился он. – А ведь в этом что-то есть лучшее, нежели опальное положение…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Ивасюта ушел в глубокое «подполье» – в публичный дом, на продавленную ухажерами кровать своей Соньки. Дела – швах: Моня накрылся, от Борьки-милиционера теперь не отвяжешься. Спать надо вполглаза: как бы из-за угла не кокнули! Остался один друг ситный, понимающий толк в революциях, – это Сева Загибаев, бывший конторщик с вокзала. Вот
– Отвяжись, сучара, – сказал Ивасюта женщине и спустился в общий зал, размещенный внизу публичного дома, где бренчало старое пианино, пиликали две скрипочки – «пили-пили, пили-пили…».
«Тьфу! Разве же это музыка? Вот бы на гармони сыграли…»
Ивасюта зорко огляделся: нет ли подозрительных? На всякий случай взвел на боевой упор браунинг. Вдруг видит – воры: Холоденко, по кличке Клещ, да еще Ленька Шибздик, из обираловцев.
Ивасюта подсел к ним за столик, ошеломил перстнем.
– Что слышненько? – спросил небрежно, скучая.
– Шпалер треба, – ответил Клещ. – Нэма?
– Много хочешь, – сказал Ивасюта. – А на что тебе?
– Да тут пришить одного надо.
– За что?
– Да, понимаешь, дело такое: у него дырка в ж…!
– А-а-а, недостаток серьезный, – согласился Ивасюта. – За такое дело одна ему дорога – на кладбище!
Стали пить (платил Ивасюта). Броско горел, ослепляя блатных, бриллиант на пальце «безмотивца». Опьянел с тоски, засосало.
– А вы – ничего, – говорил Ивасюта, вихляясь на стуле. – Меня ваша программа вполне устраивает. Тоже ведь подрываете основы буржуазного общества… Шпалер, говоришь, надо? Так этого дерьма у нас полные комоды стоят. Тридцать копеек штука!
– Дай мне тридцать копеек, – запросил Шибздик.
Ивасюта щедро дал ему все тридцать рублей:
– Я богат ныне, только фарт кончился. А мир этот подлый я похороню… Будут все люди братья!
– Как же, – ответили обираловцы. – Мы только так на людей и глядим: как бы нам побрататься с ними карманами…
Ивасюта взял со стола недопитую бутыль, сказал:
– Айда в номер – к Соньке моей, она баба верная: ни хрена не понимает, что говорят люди умные…
Воры шли за Ивасютой след в след, как охотники. Их тоже покачивало, но сознание в головах, привычных к алкоголю, не угасло.
– Ежели на мокрое пойдет, – шепнул Клещ (вор матерый), – так мы его приспособим. Денежный да идейный… Мы его шестеркам кинем, а сами на матавихер отколемся. Пущай Дремлюга с ним курит, а мы – сбоку четыре и восемь налево! Ша!
В номере Ивасюта посадил к себе на колени Соньку и запел, высоко поднимая стакан с вином:
Ты лейся, песня удалая,Лети, кручина злая, прочь.Воры дружно подхватили – свою, любимую:
ПосещалЯвился потом Сева Загибаев из соседнего номера.
– Сева, – сказал Ивасюта, показав на воров, – зачислим их кандидатами нашей партии…
Сева пригнулся к нему, зашептал на ухо:
– Почтовый пришел из Тургая с губернатором вместе…
– Ну?
– Говорят, с казной… А ведро я приготовил как надо. Гайками напихал. Ломом разным. Не может быть, что на такое дело Дремлюга с Чиколишкой не клюнули… Тут-то они и кончились!
Воры переглянулись, а Ивасюта сказал им:
– Вы тут не мигайте, а то и в морду получить можете… Сева, обоснуй теперь ты, коли Мони не стало.
Сева – обосновал:
– Проще пареной репки: бедному – плохо, богатому – хорошо…
– А мы о чем говорим? – оживились воры.
– Мечется человек! – вставил Ивасюта.
– Еще бы не метаться, – согласились обираловцы.
– Сева, – заметил Ивасюта, – не отвлекайся, продолжай!
Сева – продолжил:
– Народ наш – дурак и болван! Он еще не дорос до сознательной борьбы с богатым. Только сам завидует богатым. Даже котелки носит такие же, как богатые носят. Демократы – пока их не жмут! Социалисты – пока сами ни хрена в кошельке не имеют… Верно?
– Золотые слова твои, – сказали воры и полезли целоваться.
Им это было надо, чтобы заодно общупать карманы.
– У них шпалеры, даже по два у каждого, – перешепнулись незаметно. – То, что нужно… Ребята, видать, теплые!
Так-то вот Ивасюта ловил себе новых товарищей-«безмотивцев» на свержение городовых и жандармов, а воры уловляли его на шпалер.
– Политика нам сбоку, – сказали они. – Нам эти мотивы ни к чему, пущай сидеть, так было бы за что…
– А мы, – утешил их «идеолог» Сева, – сами мотива не имеем. Вот был у нас товарищ один, тот еще грешил, да его вчера взяли.
Опьянели. Ивасюта взял стакан и стал грызть его зубами, выплевывая острые осколки на пол. Спрыгнула с колен Сонька.
– Ой, заберите его! – визжала девка. – Нажрется пьяным, потом всю посуду сгрызет. Что за кавалеры пошли таки? Нет благородности обхождения…
В этот день, после шестой бутылки, воры безоговорочно приняли программу партии «безмотивцев», когда-то разработанную Вадимом Аркадьевичем Ениколоповым. Однако воры заявили:
– Меньше чем на сто рублей не пойдем.
– Что-о? – надулся кровью Сева.